Альманах немецкой литературы. Выпуск 1.

Свидетельство о бедности? Ничего лучшего, более остроумного литературная критика предложить не в состоянии. «Фрагментарность», «бульварная литература», «эпоха обломков» — все это слова, в сущности, свидетельствующие о том, что всеобъемлющего, общего понятия еще не найдено, если оно вообще когда-нибудь найдется. Размышления Хуберта Винкельса и Райнхарда Баумгарта доказывают, что почти все специалисты, следящие за современной литературой, сталкиваются с одним и тем же явлением — под пристальным взглядом исследователя общая картина распадается на противоречащие друг другу фрагменты.

«Сейчас в ходу не связность, а отрывочность, не литература, а литературы, не целые главы, а абзацы, сплошь одни отрывки, даже «обрезки», — говорится в предисловии к опубликованному в 1988 году исследованию Винкельса «Фрагменты», являющемуся одним из первых комментариев к «Литературе 80-х годов», получивших форму книги. С помощью термина «бульвар» Баумгарт пытается (в уже цитированном сочинении) дать определение следующим особенностям «литературы, в последние годы задающей тон»: «Нивелировка, желание понравиться, жажда успеха, определяющая отношение к жизни, ремесленническая добротность выделки, доходящая порой до блестящей виртуозности в использовании подручных средств, большая привлекательность материала и эффективность переработки — все это приобретено за счет крайне невысокой познавательной ценности и социальной безответственности таких произведений». Баумгарт спешит подчеркнуть (и при таком скоплении уничижительных формулировок это несколько удивляет), что он не хочет, чтобы его термин «бульварщина» был понят в негативном смысле, но в конце концов все-таки приходит к следующему итоговому выводу: «Даже головоломнейшее, тщеславнейшее обыгрывание сюжета и манеры письма, которыми занимаются наши доморощенные «мастера» постмодернизма, не в состоянии, а впрочем, и не намерены скрывать тот факт, что они пользуются запасом давно апробированных, ставших привычными средств, на которых они давно набили руку. Их ужасный вкус — всегда вторичен, это всегда — «послевкусие».

Метко сформулировано — но попадает ли автор в цель? Действительно ли «доморощенные постмодернисты» только эпигоны, пережевывающие и «доводящие до кондиции» заготовленные полуфабрикаты? Мнение Ханса-Йозефа Ортхайля, высказанное в опубликованной в 1987 году статье «Чтение — игра» о постмодернистских течениях в немецкой литературе, было однозначно положительным: «Постмодернистской литература становится там, где она поднимается до уровня уже ставших интернациональными средств, это, вне всяких сомнений, литература будущего. Она создает те определяющие масштабы, по которым когда-нибудь позже смогут быть определены критерии нового стиля (стиля нашей эпохи)».

Независимо от того, рассматривается ли он одними критиками слишком скептически, другими — чересчур эйфорически, термин «постмодернизм» описывает и охватывает то, что в новых литературных произведениях обескураживает наблюдателя, на чем останавливается его взор. Но следует только иметь в виду, что понятие это так широко и всеохватно, что почти и не годится для определения маленького кусочка, «вырезанного» из национальной литературы. Так же бесспорно, что сейчас очень нелегко расстаться с этим понятием, выйти из сферы его притяжения. Когда в марте 1990 года состоялся первый симпозиум по литературе 80-х годов (в Вашингтонском университете, Сент-Луис), почти все доклады и дискуссии шли в одном направлении — в них говорилось об игровой и отражательно-вторичной природе постмодернизма.

Первая фраза из опубликованной в 1980 году повести Петера Хандке «Учение Сен-Виктуар» может быть воспринята как девиз литературы 80-х годов: «По возвращении в Европу я ощутил потребность в ежедневном чтении, и многое я прочел заново».

Нет, все же в современной немецкой литературе существует преобладающее течение, тенденция, не ограничивающаяся только 80-ми годами, но именно в них наиболее ярко выразившаяся; субъективность, опора на собственную литературную ретроспективу, подстраховка при помощи литературных «стариков» и «предков», кружение текстов вокруг друг друга и их взаимосплетение — вот ее отличительные черты. Речь идет — в двойном смысле этого слова — именно о вычитанной из книг (и в то же время — элитарной) литературе, которая постоянно намекает на другие книги, цитирует их: идет непрекращающееся апробирование — «пробуют» чужие произведения, дают на пробу свои.