Альманах немецкой литературы. Выпуск 1.

Дом, в котором живет господин Вейльхенфельд, — это дом какой-то фрау Беллинг, которую вообще никто не видел никогда, некоторые говорят, что она умерла уже. Только это неправда, фрау Беллинг жива, просто она живет в Грюна, в лечебнице, из которой ей уже теперь не выйти, говорит отец маме и нам. Он это слышал от тамошнего врача, который ему рассказывал о ней, когда они разговорились перед кондитерской Клемма. От старости у нее уже недержание, но даже и это еще ничего, потому что у нее не все дома, она других не узнает, не помнит даже, кто она, и какой теперь год — тоже не знает. (А когда ее об этом спрашивают, она только говорит, что слишком поздно.) И так же, как ее голова, разрушается и ее дом, потому что там давно уже ничего не приводят в порядок, хотя это ой как нужно. Хотя бы железную ограду покрасить, которая так проржавела, что, того и гляди, развалится. Ступеньки на лестнице совсем сбились, гладкие стали и глубокие, как миски, их истерли потому что, а дранка на крыше такая, что… Нет уж, о крыше отец лучше вообще говорить не будет! При всем при том она господину Вейльхенфельду, когда он въезжал к ней — другого квартиранта она бы никогда в жизни не нашла, — обещала провести полный ремонт, но потом об этом так и не подумала. Кажется даже, что фрау Беллинг, сидя в той своей лечебнице, которая «Солнечный луч» называется, нарочно приводит свой дом в такое же запустение, как и себя самое. Потом господина Вейльхенфельда все уговаривали подождать, а теперь и вовсе ему не отвечают. Просто будущие наследники фрау Беллинг, они близнецы и живут в Руссдорфе в очень приличной вилле и носят одинаковые костюмы, галстуки и ботинки, одинаковые прически, и вообще любят, чтобы все, даже чтобы их жены их перепутывали, дожидаются теперь двух вещей: смерти фрау Беллинг в этой лечебнице и чтобы господина Вейльхенфельда перевели. Чтобы сразу дом снести и на его месте построить что-нибудь побольше, кинотеатр, например, или там бензоколонку, потому что участок хороший, места много, говорит отец. И о садике позади дома, и о фасоли, подпорки для которой, наверное, прежние квартиранты позабыли, которые были до господина Вейльхенфельда, и которые он до самого конца постоянно на землю опрокидывал, тоже никто не заботится. Все это дичает, потому что фрау Беллинг еще не умерла.

Отец узнает это первым, потому что у него работа такая. Фрау Абфальтер, сегодня ей опять у него убираться надо, ничего не подозревая, заходит рано утром в квартиру господина Вейльхенфельда и, повесив свой плащ и сменив уличные туфли, видит что-то ужасное. Склонив голову набок, она посмотрела какое-то время на труп, снова надела свой плащ и уличные туфли и сразу пошла к нам. Потому что она знает, что отцу надо сперва подтвердить смерть в письменном виде, а иначе это не считается, и поэтому сразу находит наш дом. И если она около шести наткнулась на труп, то, значит, в четверть седьмого она уже у нас. Но у нас звонок вот уже несколько дней не работает, а стук ее никто не слышит — потому что мы пытаемся забыть, заспать этот праздник родного края, — она идет под окно родительской спальни и начинает кричать.

Господин доктор, зовет она, сначала тихо, потом погромче, а потом уж и вообще бесцеремонно. Под конец она даже стала камешки в окно бросать.

Когда отец слышит стук камешков, он думает про себя: О господи, опять! — и садится в постели. А потом слышит, что это маленькие камешки, и успокаивается. Но стук не прекращается, и он вскакивает с кровати, прыгает к окну со своим костылем под мышкой и без левой ноги, взъерошенный со сна — но он нам не рассказывает, что ему снилось, — и высовывается из окна.

Фрау Абфальтер даже выронила камешки, которые у нее еще на ладони были, так он ее своим видом напугал. И она даже доброе утро не говорит. Но потом она взяла себя в руки, и откашлялась, и кричит, чтобы отец скорее пришел на Хайденштрассе, 26, там нужно кое-что освидетельствовать.

А кто вы, говорит отец, который без очков хотя кое-что и различает, потому что уже почти рассвело, но не узнает фрау Абфальтер, потому что видел ее только мельком.

Ах, я же это, фрау Абфальтер, слышит он снизу, которая к господину Вейльхенфельду ходит.

Тогда отец ее узнает.

Но, фрау Абфальтер, вы имеете представление, который теперь час, кричит ей отец, который и сам этого не знает и все еще со сна никак в себя не придет. И запахивает пижаму на груди, потому что по утрам у нас вокруг дома всегда холодный ветер гуляет. Только чтобы я что-то там освидетельствовал, вы являетесь в такую рань? Что там такое стряслось?

Тогда фрау Абфальтер говорит, что это из-за господина Вейльхенфельда, потому что господин Вейльхенфельд теперь мертвый.

Ах, говорит отец и, пошатнувшись из-за своей ноги, вцепляется в подоконник, чтобы удержаться. И говорит: Так, значит, вы…

Да, говорит она, как я к нему-то зашла, так прямо сразу и наткнулась на него.