Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск им. Велимира Хлебникова. Выпуск третий

Михаэль не знал, почему его кольнуло упоминание о женихе. Неужели эта разговорчивая девица ему нравится? А Клавдия тем временем спохватилась:

– Господи! Ты же голодный! Сейчас покормлю.

Это было как нельзя кстати. Михаэль умирал от голода. Последнюю банку полученных в Кронштадте консервов он съел ещё утром, и у него оставался только хлеб – меньше полбуханки. Это надо было растянуть до конца пути, и тут появляется Клава с корзинкой. А в ней – домашняя снедь. Не захочешь – поверишь в чудеса.

Нужно было есть неторопливо, зная себе цену, как подобает бывалому бойцу, но от голода сводило челюсти. Неторопливо не получалось. Содержимое корзинки таяло, и Михаэль спохватился лишь тогда, когда понял: ещё немного – и у Клавдии не останется ничего. Виновато посмотрев на девушку, он протянул обратно корзинку:

– Извини! Совсем о тебе забыл.

Но Клава не расстроилась.

– Ты пока ешь. В Кострому приедем – раздобудем чего-нибудь. Есть у меня ещё еда, да не могу её трогать. Сестричке везу. Она, бедная, с ребёночком мыкается. Муж-то её без вести пропал. А ей говорят: пропал – значит в плен сдался. По этой причине и помощь ей как жене фронтовика не положена, – серьёзно и с горечью заключила Клава.

Она хотела ещё что-то сказать, но относительная тишина, установившаяся в ночном вагоне, была нарушена какой-то вознёй. В проходе возник мужской силуэт. Не обращая внимания на узлы, чемоданы и ноги пассажиров, мужчина пробрался внутрь. Бесцеремонно прижав к стенке сидевшую у окна на противоположной полке женщину, он втиснулся рядом с ней. Женщина пыталась протестовать, но наглый тип ткнул её в плечо:

– Заткнись, толстуха!

И принялся бесцеремонно разглядывать Михаэля и Клаву. Увидев в руках Михаэля корзинку с едой, новоявленный сосед осклабился:

– Эй, рыжий! А много не будет? Поделился бы по-христиански.

– Это с тобой-то делиться? – ответила за Михаэля Клава. – Ты и так с центнер весом. Обойдёшься, не похудеешь.

Нахал и в самом деле был таких размеров, что не мог вместиться полностью и сидел полубоком.

– Да уж покрепче твоего шпингалета. А с этим делом у него как? Помощь не нужна? А то я завсегда готовый.

– Ты бы лучше на фронте себя показал! – вспыхнула Клава. – Там люди головы кладут, а такой матёрый детина в тылу ошивается!

– А у меня от войны освобождение. Я по здоровью к армии непригодный, – ухмыльнулся непрошеный собеседник. – Ну так как? Хочешь фартового мужика? У тебя таких точно не было. – И, перегнувшись, положил ладонь на колено Клавы. Михаэля он игнорировал, как видно, сразу решив, что тот неопасен.

Дело принимало плохой оборот. Требовалось что-то предпринимать, но Михаэль не решался. Ему легче было вместе со всеми идти в бой, чем оказаться со злом один на один. Он и боксом стал заниматься из-за того, что не хватало ему уверенности в себе. Клаве удалось сбросить ёрзавшую по колену ладонь, но негодяй навис над ней, пытаясь поцеловать в губы. Вокруг реагировали по-разному. Одни возмущались, другие делали вид, что происходящее их не касается. Мужчина на верхней полке даже отвернулся к стене, всем видом давая понять, чтобы на него не рассчитывали. Михаэль понял: если он сейчас, сию минуту не вмешается, в нём разочаруется не только Клава, но и сам он будет презирать и ненавидеть себя. Только не тянуть. Как говорил Юрис в Эстонии: «Прикладом действуй, штыком, да хоть палкой». Главное – действовать.

Палки под рукой не было, но ненавистный живот был перед глазами. От удара в солнечное сплетение здоровяк переломился, хватая ртом воздух, а Михаэль, схватив за руку Клаву, бросился в проход, спотыкаясь и задевая людей. За спиной они слышали голос, обещавший, сквозь матерную брань, оторвать Михаэлю ноги. Неожиданно поезд замедлил ход. Показалась большая станция, и Клава с Михаэлем выскочили на перрон. Выскочил и преследователь и бросился за ними. Обернувшись, Клава увидела в его руке нож и закричала:

– Помогите! Милиция!

Человек с ножом настигал, но милиционер уже бежал к ним, на ходу расстёгивая кобуру. Преследователь остановился, изображая страх, а сам сжимал нож, лезвие которого прятал в рукаве пиджака. Это видели Михаэль и Клава, но не видел молодой неопытный милиционер. Выстрелив в воздух, он подбежал к бандиту и почти сразу же упал на спину, широко раскинув руки. Вокруг не было никого. Все теснившиеся на перроне люди бросились к подошедшему поезду, надеясь попасть в вагоны. Убийца рванулся в противоположную сторону, но оттуда уже бежали на выстрел солдаты военного патруля во главе с офицером. Михаэль увидел летящий в его сторону предмет, но лишь тогда всё понял, когда начальник патруля подобрал лежавший у его ног окровавленный нож. Бандит, как ни в чём не бывало кивнув на Михаэля, прокричал офицеру:

– Товарищ лейтенант! Это он убил!

В ту же секунду патруль скрутил растерявшегося от неожиданности Михаэля. Клава ахнула.

– А вы кто будете, девушка? – спросил лейтенант. – Вы что, были с ним?

– Да не убивал он, товарищ офицер! – закричала Клава. – У него и ножа-то не было! Вот этот убил, здоровый. А нож подбросил. Он бандит.