Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Н. А. Некрасова, 200 лет со дня рождения. 2 часть

Любой мальчуган в детстве ищет себе кумира, и это естественно. Нам очень хочется быть на кого-то похожими, копировать ту или иную манеру поведения, речь, повадки, а также поступки. Кто-то берёт как прообраз героев романов, а в последние годы, ввиду угасания всеобщей любви к литературе, – тех или иных персонажей кинолент. Иные же обращают свои взоры на ближайшее окружение: отца, деда, возможно, старшего брата или какого-то иного близкого родственника. Но кумир нужен, и желательно, чтобы его можно было «изучать» и лицезреть не урывками, а постоянно и ежедневно.

Не мудрствуя лукаво следует признать, что наиболее правильным вариантом кумира, со всех точек зрения, нужно признать образ отца. Он всегда или в большинстве случае рядом, именно его мы избираем объектом подражания и гордости и именно на него хотим в будущем быть не просто похожими, а, скопировав его лучшие черты, сделаться достойными ношения фамилии, роли продолжателя рода. И, что даже важнее, удостоиться его похвалы, столь значимой для любого мальчишки, даже если ему самому далеко не один десяток и волосы на висках приобретают пепельную окраску. Похвала нужна всегда, даже спустя многие годы.

Обычно из детства нам помнится далеко не самое яркое или красочное событие, а то, что оставило серьёзный след и достучалось до самой потаённой дверцы детской кристально чистой души. Да, праздники, дни рождения всегда в памяти или на слуху, но со временем они становятся какой-то однородной массой событий, неразличимой сквозь годы. Каждый наберёт десятки таких схожих серий воспоминаний, приятных нам, но не имеющих нужной «индивидуальности», значит, и не особенно нужных по жизни.

Куда важнее те крохотные эпизоды из жизни, что были частностью, обыденностью дня, а в течение жизни приобрели значительный вес. Возможно, в момент их совершения мы и не отдавали себе отчёта, что это будет настолько сильно и памятно, а может быть, даже и отчасти судьбоносно, но так получилось, что эффект и последствия от определённых действий превзошёл все наши возможные ожидания и прогнозы.

В моей жизни также имеется множество подобных событий, о которых я раньше не распространялся, но понимаю, что именно в этих нюансах и демонстрируется важная часть становления личности, межличностных взаимодействий, а также отношений «отец – сын». Зачастую именно в подобных сценах сокрыт тайный смысл, невидимый непросвещённому взгляду, но остро ощущаемый самой личностью.

Честно говоря, детали помнятся не столь хорошо и узнаваемо, так как с годами наша память отсекает ненужные нюансы, оставляя лишь важные логические цепочки и звенья событий. Чётко не скажу даже время года и свой возраст. Действительно, их сложно воспроизвести, так как многие события наслоились друг на друга, и то, что было раньше или позже, воспринимается практически как параллельно идущие события. Сезонность на память указать также весьма затруднительно, так как в те годы в Москве доминирующим был серо-грязный цвет, державшийся большую часть года.

Москва начала 1990-х годов – это не просто отдельная страница любого повествования, а отдельная глава жизни людей, переживших это непростое, но по-своему весьма незаурядное время.

Улицы были покрыты грязью, которая уже не лежала, а гордо восседала на островках уцелевшего асфальта. Тротуары загромождались лотками и прилавками с товарами, а практически все улицы города напоминали не самый уютный рынок, где вечно царили толкотня, суета и витавшая в воздухе поспешность.

Любой, кто находился здесь и сейчас, стремился как можно быстрее покинуть это место. Это не оксюморон, а реальность бытия. Сегодняшним обитателям мегаполисов этого не понять – они праздно гуляют, любуясь фасадами зданий, пьют кофе в многочисленных кофейнях с вынесенными на тротуары столиками и креслами, дабы любоваться видами на скверы, парки или витрины дорогих магазинов. Раньше было всё то же самое, ну, наверное, кроме распития кофе на улицах, что не было ни модно, ни доступно в то переходное для страны время. Однако лоска улиц и праздного настроения у основной массы обитателей городов того времени не было и в помине. Всё было в серых тонах, тоскливо, мрачно.

Это не означало, что жизни не было или она остановилась. Нет, отнюдь. Жизнь продолжалась, только вот искра её тускнела, будто подчёркивала общую затырканность и неустроенность постперестроечной России.

Пускай меня правильно поймут и не воспримут в штыки: я вырос в то время, и для меня моё детство – самое счастливое и светлое; но, взирая на облик мира тех лет, понимаешь, что это было далеко не лучшее время для страны, народа и радости жизни. Но мы-то жили и радовались – иначе зачем вообще тогда жить?!