Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Свеча горела на столе…»

– диплом за первое место в номинации «Легенды, были, сказы» в конкурсе «Галактический сезон» (2011 г., Москва);

– диплом за первое место в конкурсе «Новая литература Забайкалья» в номинации «Авторский дебют» (2012 г., Чита);

– диплом за второе место в номинации «Новые сказки современного мира», «Галактический сезон» (2013 г., Москва);

– лауреат Национальной литературной премии «Писатель года – 2014» в номинации «Дебют» (Москва).

Лишь только смерть разлучит нас Рассказ

Пленительные образы! Едва ли

В истории какой-нибудь страны
Вы что-нибудь подобное встречали:
Их имена забыться не должны…

Н. Некрасов

Александра стояла у покрытого морозным узором окна, вглядываясь в темноту ночи. Тревога в эти холодные ноябрьские дни уходящего года не оставляла её.

Уже давно закончился семейный ужин и гувернантки уложили детей спать, а Никиты до сих пор нет. Екатерина Федоровна, заметив, как невестка зябко ежится от дувшего от окна сквозняка, тихо подошла и накинула ей на плечи свою персидскую шаль.

– Александрин, ты совсем себя не бережёшь! – укорила она. – Пошли к огню, я велела горничной принести нам горячий чай с лимоном.

Зная, что спорить со свекровью напрасно, Саша покорно последовала за ней. Они устроились в креслах напротив камина, в котором жарко пылал огонь. Горничная поставила на маленький круглый столик поднос с чашками чая, сахарницей и тарелочкой с тонко нарезанными дольками лимона.

– Маменька! Никита Михайлович последние месяцы поздно возвращается, стал каким-то взволнованным, скрытным, подолгу просиживает в кабинете, жжет разные бумаги, мне входить туда не разрешает. Вот и сегодня уже поздно, а его до сих пор нет, – пожаловалась Саша, отпивая мелкими глотками горячий напиток.

– Александра! Никита человек военный, офицер Генерального штаба, на службе у самого Государя Императора! Ты должна это понимать! Мне сегодня доктор снова выговаривал про тебя: «Александра Григорьевна вовсе меня не слушает. В её положении она должна рано ложиться, принимать предписанные лекарства, а не ждать до полуночи возвращения мужа!»

– Екатерина Фёдоровна, я всё понимаю! – прижав руки к груди, взволнованно возразила Саша. – Но тревожится душа моя оттого, что завелись у моего обожаемого Никитушки какие-то от меня тайны. Не сердечные, страшные, камнем легшие ему на душу. Я же слышу, как мешают они ему спать по ночам! Но сколько я ни пыталась дознаться о них – ничего не смогла.

– Завтра я поговорю с ним, – пообещала свекровь. – Это не дело – беременную жену всякими тайнами тревожить! А ты, душа моя, иди спать. Третьего ребёнка под сердцем носишь, а всё как дитя малое. Пошли, я провожу тебя до спальни, – позвала Екатерина Федоровна, заботливо помогая Саше подняться из кресла.

* * *

Назавтра с утра мать подступилась к Никите с расспросами. Но он, нежно обняв и поцеловав матушку, успокоил её, сказав, что всё это им придумалось, ничего такого нет, просто по службе много занят.

– Ох уж эти вечные ваши «дамские страхи», поменьше романы француза Жака Казота надо читать! – улыбаясь, посоветовал он.

В полдень в особняк Муравьёвых приехал Захар Григорьевич Чернышёв – брат Александры. В ответ на встревоженные расспросы женщин тот и вовсе рассмеялся, переведя всё в шутку. В прихожей, прощаясь с сестрой, сказал:

– Беспокоит меня здоровье батюшки, никак он не может оправиться от удара. Не мешало бы вам, Александрин, съездить с Никитой и детьми на рождественские праздники в усадьбу, повидать отца. Да и матушка очень тебя об этом просила.

От горькой вести глаза Александры Григорьевны наполнились слезами. Уже назавтра Никита Михайлович по просьбе жены распорядился насчет укладки вещей в дорогу. Через два дня семья Муравьёвых отправилась в родовое имение графа Чернышева – село Тагино Орловской губернии.

Екатерина Федоровна, прощаясь, долго крестила Никиту и особенно Александру, с тревогой заглядывала сыну в глаза. Сердце чуткой Саши сжалось в недобром предчувствии. «Может, что-то матушке известно, да скрывает от меня? Или показалось?» – всю дорогу домой думала она, шептала молитвы, гоня от себя тревожные мысли. Никита был мрачен, не в духе, потому приставать к мужу с расспросами не решилась.

* * *

В имении в радостной суете встречи все тревоги забылись. Матушка, перемешав слезы с улыбкой, показывала дочери подарки к Рождеству, припрятанные для внуков, и шепотом рассказывала, что не оставляет доктор старому графу никаких надежд поправиться! Хоть бы до Рождества дожил!

В таком смешении и смятении чувств наступил декабрь 1825 года.