Альманах всемирного остроумия №1

«Два права управляют миром, – говорил один знаменитый адвокат, – право сильного и право хитрого». Это напоминает нравственное правило, приписываемое Талейрану: «Общество разделяется на обстригающих и обстригаемых. Надо всегда быть заодно с первыми против вторых».

* * *

Один господин назвал другого вором. Последний заявил иск за эту обиду мировому судье. Судья вызвал в суд обоих и предложил им помириться; обиженный требовал от обидчика извинения; последний, видя, что дело его плохо (хотя истец и взаправду не был чист на руку), и, между тем, желая остаться при своем мнении, сказал в суде: «Я назвал его вором – это правда; он честный человек – я солгал».

* * *

Какой-то шутник в предсмертную свою минуту сказал двум прокурорам, находившимся в его спальне: «Встаньте вы один одесную меня, а другой ошую; и да умру я, как Господь наш, между двух воров»,

* * *

Некий адвокат, весьма некрасивый собой и имевший очень маленький нос, никак не мог окончить чтение какой-то бумаги, которую ему судьи дали прочитать. Председатель, одаренный носом хороших размеров, потеряв терпение, сказал: «Не может ли кто одолжить очков г-ну адвокату?» Последний, поняв, что председатель кольнул его, заметил ему: – «Конечно, г-н председатель, вы одолжите мне ваш нос, чтоб я мог воспользоваться очками»?

* * *

Некто, недовольный решением суда, явился к знаменитому адвокату и просил его взяться за его дело. «Ваше дело веpнoe, – отвечал ему адвокат; – досадно, что вы пришли поздно: сегодня утром я взялся защищать дело вашего противника». – «Но если мое дело верно, то его не может быть таким же?» – «Эго мы увидим в заседании суда», – отвечал адвокат.

* * *

Другой курносый, некто Перов, подал раз милостыню нищему, который в благодарность сказал ему: «Да сохранит Господь ваше зрение». – «Отчего же именно зрение?» – спросил Перов. – «А потому, сударь, что если б вы стали хуже видеть, вы не могли бы носить очков».

* * *

Преступник, приговоренный к смерти, просил судью, Никола Бекона, о даровании ему жизни. Но так как просьба его не была уважена, то он просил, наконец, пощады, говоря, что он близкий родственник ему. Когда судья спросил, чем он докажет это родство, преступник отвечал: – «Вы, милорд, называетесь Bacon, что по-ангийски значит ветчина), а я имею фамилию Hog (свинья), а с самого сотворения мира известно, что свинья и окорок весьма близки между собою». – «Правда, – отвечал судья, – однако же мы тогда только породнимся, когда ты будешь повешен, потому что свинья не прежде делается ветчиной, как провисев потребное для того время».

* * *

Один мужик ударом алебарды убил чужую собаку, намеревавшуюся его укусить; его привели к судье, который спросил, отчего он не защищался рукояткой. – «Я бы так и поступил, если бы она, – отвечал мужик, – хотела укусить меня хвостом, а не зубами».

* * *

Во время допроса свидетелей по одному очень важному делу, с одним из присяжных сделался обморок, и он упал со стула. Председатель, внимание которого было нарушено шумом от этого падения, подзывает присяжного к столу и весьма серьезно начинает ему выговаривать, что он упал в обморок, не дождавшись конца показаний последнего свидетеля.

* * *

Какой-то субъект пристает к другому такому же субъекту на углу улицы, требуя у него кошелек или жизнь. «Вот те на! – вскрикивает другой, – это именно то, что я хотел просить у вас!»

* * *

Некто заметил в театре, что у него вор вытащил часы из кармана и хотел с ними уйти в толпу народа. Хозяин часов схватил вора за руку и сказал: «Любезный! остановись, ведь часы эти без хода».

* * *

Во время следствия по процессу одного преступника, следователь спросил девицу, бывшую любовницу этого преступника, сколько он давал ей в год. «Тысячу франков, – отвечала наивно спрашиваемая, – почти столько же, сколько дают мне теперь вот эти господа судьи».

* * *

Министры и чиновники

Один высший губернский начальник, объезжая удельные селенья, в одном из таких, наиболее богатом, нашел нужным делать свои замечания о необходимости ввести те и другие улучшения в сельском хозяйстве. Тогда старшина селения, мужик седой как лунь и богатый, пребогатый, обращаясь к начальнику, сказал: «Все что, что ваше сиятельство говорить-то изволили, напоминает мне мою молодость, когда я царь-пушку, что в матушке Москве белокаменной, поднимал». – «Как это поднимал?..» – воскликнул граф. – «Да, конечно, поднимал, да не поднял!» – Начальник понял сатиру, высказанную иносказательно, и перестал поучать крестьян усовершенствованной агрономии.

* * *

В 1834 году жене одного министра выговаривали, что она редко навещала некоторое общество, в котором видеть ее считали большим удовольствием. Она отвечала: —

«Я заслужила этот упрек; но вы меня извинили бы если б знали, как неприятно быть публичной женщиной (femme publique)».

* * *