Алмаз Чингиз-хана

Мещерин не ошибся, Борис, действительно, полагал, что тот скрылся во мраке зияния под изображением свиньи. И когда вооружённый Бату вынырнул у свода и, увидев его и девушку, выразил на лице хищное удовлетворение, он не стал тратить время на уточнение этого предположения, осматривать грязь в поисках оставленных следов Мещерина, поспешно шагнул в ту же мрачную темноту. Настя выпустила его руку, но не отставала, следуя за вызываемым им шорохом. Вскоре он споткнулся о высокую ступень, расцарапал левую голень и стал осторожнее, замедлил шаги. Ощупывая ногами ступени лестницы, они поднялись кверху, затем вдоль стены пошли узким и меняющим направления проходом. Тьма была, хоть глаз выколи, им приходилось с предельной настороженностью ступать вперёд и заворачивать, потом только спускаться по каменным лестницам, небольшим, в пять-шесть ступеней, между которыми идти короткими ходами. Казалось, это был путь вглубь земли, где находилась преисподняя. Воздух стал затхлым и каким-то безжизненным. И всё же Настя до ужаса боялась наступить в темноте на что-нибудь живое, на какого-нибудь гада. Однако тишина стояла мертвящая, гнетущая, если в этом месте и обитало что-то живое, в звуках оно себя не выражало и под ноги не попадалось. Неожиданно Борис натолкнулся на поперечную стену. Они очутились в тупике. Но справа он нащупал массивное кольцо. Оно было из металла, который оказался изъеденным ржей настолько, что ржа крошилась под пальцами.

Вслепую изучив пальцами углы препятствия, он уперся ступнями ног в шершавую правую стену прохода, спиной в противоположную ей, и на такой распорке потянул кольцо на себя. Он тянул изо всех своих недюжинных сил, покрылся каплями пота, и когда начал терять надежду добиться успеха, вдруг раздался тихий скрежет. Каменная плита, в которую было вделано кольцо, чуть сдвинулась, словно заключённый в ней дух неохотно пробуждался из глубокого колдовского сна.

— Свет!

Девушка произнесла это негромко, и в голосе ее угадывалось неистребимое женское любопытство, из-за которого она невольно успокаивалась, избавлялась от пережитых страхов. Мимо потянуло сквозняком. Впервые за долгие века спёртый воздух стал перемещаться, устремился из тёмного прохода в невидимое за плитой большое пространство. Борис сообразил, что воздушная подушка больше не мешала поднимающейся в озере воде заполнять оставленную позади пещеру, и в скором времени обратный путь будет отрезан. Но он не сказал этого девушке. Надежда выбраться наружу теперь была только в бледном свете, который привыкшие к тьме глаза уловили за тонкой щелью. И он удвоил усилия. Набирая медленную скорость, плита с глухим скрипом покатилась на каменных валиках, отошла в сторону, как бы съедаемая углублением стены у его левого плеча.

На них слабо дохнуло другим воздухом, сухим и свежим, и они без колебаний вышли на ровный уступ, чтобы невольно остановиться от изумления. Каменная лестница с двумя дюжинами ступеней будто предлагала спуститься в просторный, застывший в древнем величии зал, но они стояли, привыкая к увиденному.

В дальней стене выделялась ровная поперечная щель, которая впускала полосу обильного солнечными оттенками дневного света. Щель была на уровне живота мужчины, казалась не длиннее дротика-сулицы, и от нее свет беспрепятственно струился, рассеивался по всему залу. По мере удаления от щели он становился мягче, словно тонул в тумане, и до противоположной части помещения достигал настолько размытым, что оставлял ее в сером полумраке. Встав на передние лапы и позеленев от времени, спиной к погруженной в полумрак стене застыл убедительно представляющий свирепость дракон. Сверху лестницы этот бронзовый дракон виделся лишь сбоку, и нельзя было различить, что он удерживал в приоткрытой зубастой пасти. В таком же положении стоящих на передних лапах, спинами к боковым стенам застыли ещё по дракону, оба каменные, с замечательно отчётливыми мордами и телами. На клыки в их могучих пастях были надеты массивные бронзовые кольца, бархатно позеленевшие от времени, а на кольцах замыкались крайние звенья двух тяжелых бронзовых цепей. Эти цепи провисали поперек зала, тянулись от клыков одной каменной пасти к клыкам другой, их звенья были массивными, крупными. И было для чего. На цепях недвижно висели на равном удалении один от другого двенадцать больших сундуков, все обитые бронзой, все в древнекитайском исполнении. Зеленовато-бронзовые дракончики по углам каждого сундука намертво сжали пасти на звеньях цепей. Они веками удерживали сундуки над каменным полом, и, казалось, ничуть не устали, готовы были еще столько же веков продолжать это занятие. На каждом сундуке, словно охраняя его, лежал короткий, расширяющийся к острию китайский меч с золотой рукоятью в виде свившегося для беспощадного нападения дракона.