Алмаз - камень хрупкий

Интерес к этому разделу был на Кавказе велик еще со времени Зелимхана, знаменитого абрека, терроризировавшего в течение нескольких лет имущее население Владикавказа, Грозного и полицию аулов и городов. Этот атаман, принимая в свою шайку новых абреков, требовал от них клятвы в известной степени революционного содержания: "Клянемся, что белое — черное, а черное — белое и что реки текут не вниз, а вверх". Этой фразой Зелимхан, видимо, хотел сказать, что построение существующего государственного строя считает неправильным и что его нужно перекроить до основания. Зелимхан совершал дерзкие налеты и однажды ограбил Кизлярское казначейство. За его голову царское правительство предлагало большие деньги, но абрек был неуловим.

Позднее, уже после революции, я видел у Константина Гатуева найденную им в одном из чеченских аулов печать Зелимхана. Знаменитый абрек был настигнут отрядом подполковника Кибирова и убит в неравной схватке.

Получив шесть ранений, абрек продолжал отстреливаться, и лишь седьмая пуля сразила его.

Позднее Константин Гатуев стал профессиональным писателем, автором книг "Гага-аул", "Осада Найората", "Ингуши" и др. Он написал и сценарий о Зелимхане. Картина, заснятая "Мосфильмом", прошла на экранах с большим успехом.

Так вот, однажды, явившись в редакцию, Киров и Гатуев потребовали у издателя увеличения авторского гонорара на две копейки за строчку. Казаров категорически отказался. Тогда наши юные газетчики, зная, что если они не напишут статьи и фельетоны, то завтра газета ни при каких обстоятельствах не выйдет, — объявили забастовку. Каково же было их удивление, когда на следующий день "Терек" вышел с прекрасной передовой статьей, отличным фельетоном, и даже "Убийства и грабежи" были занимательны. Забастовщики с повинной вернулись в редакцию на работу, и Казаров, смеясь, рассказал о том, что передовую он перепечатал из "Самарских ведомостей", фельетон из саратовской газеты, а "Убийства и грабежи" выдумал сам.

Но вернемся к повествованию.

Константин Гатуев, шатен с бледным лицом, высоким лбом и ясными серыми глазами, был старше меня лет на десять. Подойдя ко мне в городском саду, он спросил:

— Ну, что поделываешь и как жить думаешь? Этот вопрос меня озадачил — уже несколько месяцев я думал над тем, что же будет со мной дальше, что мне предпринять…

— Полагаю, в ближайшие дни меня мобилизуют в армию, — ответил я.

— В Добровольческую армию, так нужно понимать?

— А в какую же, Костя, если я нахожусь на территории белых?

— Пойдешь воевать против своих, за романовское дерево, сгнившее на корню, и за "единую неделимую"?

— Не от меня же это зависит. Сам понимаешь, какое сейчас время.

— Вот что, дружище. Ты знаешь мои убеждения или, возможно, догадываешься о них. Болезнь не позволяет мне делать то, что должен делать большевик. ТБЦ сковывает меня. Нужно махнуть через всю астраханскую степь, а степь эта голая, пустынная, голодная…

— Ты хочешь, чтобы я?..

— Необходимо срочно выполнить одно задание Сергея Мироновича. Я говорю с тобой так откровенно потому, что оба мы осетины, а наш народ никогда никого не предавал… У тебя в Саратове мать и младший брат Ростислав, поезжай к ним.

— Как, через фронт?!

— Вот именно, через фронт. По пути выполнишь поручение Сергея Мироновича. Правда, для такого шага необходима некоторая подготовка…

— А именно?

— Тебе нужна будет попутчица, у которой якобы погиб брат — офицер за Георгиевском, где-нибудь в районе Святого Креста. Она едет на могилу брата. Ты — жених и сопровождаешь свою невесту. Это очень важно — чтобы была девушка. Белые могут тебя обыскать, а женщин без дела они не трогают. "Вежливенький" народ — белогвардейские офицеры.

В тот день была решена моя судьба, а на другой — и ваша, милая, славная Лида.

Вы помните, мы познакомились в городском саду. Вы сидели одна на скамейке и тихо плакали. Я поинтересовался, что у вас за горе, и вы рассказали мне, что отказались эвакуироваться в Сербию со своим институтом, а начальница поставила вопрос о вашем исключении.

— Куда же вы хотите ехать? Или думаете остаться здесь, в этом городе? — спросил я.

— Я хочу домой, в Полтаву! Свою родину я не променяю ни на какие блага, — ответили вы и разрыдались.

Вечером мы опять встретились. Я предложил вам идти со мной через фронт и пятисоткилометровую степь в Астрахань, а затем в Саратов, откуда вы уже сравнительно легко могли добраться до Полтавы.