Алмаз. Книга вторая

По совету Лёши мы с Костей ничего не комментировали, а любой выпад в нашу сторону игнорировали – не давали поводов для еще большего раздувания скандала.

Тогда журналисты нашли другие рычаги вызвать у нас так необходимую им агрессивную реакцию: в прессе начали полоскать имя моего отца. Так и не разобравшись, что на самом деле произошло, объявили меня отъявленной преступницей и обвинили в том, что это я толкнула Костю на кривую дорожку.

Но оба были на взводе, и, казалось, каждый мог сорваться в любой момент из-за какой-нибудь мелочи.

В таких условиях вести привычный образ жизни было сложно. Не заметила, как в институте началась зачетная неделя. Новый год не стал беззаботным и веселым праздником детства, а некогда напряженная и волнительная сессия пролетела как один день, превратившись в рутинные мелкие хлопоты. Все мои мысли были о Косте. Он старался держать лицо и не показывать насколько сильно его пугает исход судебного дела, но чувствовала его тревогу. А еще свою вину.

Меня мучило глупое и необоснованное самоедство. Я жалела о каждом шаге и слове в тот злосчастный день: зря я поехала в клуб, зря оказалась на ковровой дорожке. Надо было остаться дома и наблюдать за всем по телевизору. Я не вписывалась в светскую жизнь, теперь казалось, что и она всеми возможными способами отвергала меня.

Я успокаивала себя тем, что вряд ли Костю посадят, обойдутся условным сроком и немалой моральной компенсацией, но всё же… А вдруг?

Из-за этих мыслей совсем перестала спать. Всё ворочалась с бока на бок, а смирившись с тем, что не засну, находило себе какое-нибудь дело по дому.

Так одной такой ночью Костя застал меня, когда я как одержимая чистила раковину на кухне. Я так увлеклась, что не слышала шагов и от его сонного чуть хриплого «Рита» вздрогнула, выронив из рук щетку. Наверное, выглядела затравленной и, возможно, совсем безумной, потому что после некоторой паузы он произнес:

– Это не нормально.

– Знаю, – стало неловко, будто он поймал меня за чем-то неприличным. – Все, что сейчас происходит вокруг нас не нормально, – потянулась за упавшей щеткой, решая остановиться или продолжить начатую уборку. Костя первым взял ее и отложил в сторону.

– Хватит, – его голос был тих и ровен. – Знаю, ты устала, – подошел и обнял за плечи. Его спокойствие постепенно начало окутывать и меня.

– Я не устала, – зачем-то спорила. Наверное, уже выработалась привычка защищаться от журналистов и опровергать любое слово, прозвучавшее в мой адрес.

– Передо мной не обязательно храбриться, – напомнил, что перед друг другом не надо притворяться.

– Я должна тебя поддерживать, – убеждала себя, что это не притворство, а сила воли и стойкость. – Кому нужна моя слабость? – стань я плаксой, это не помогло бы ему. Только прибавилось бы забот.

– Мне, – его рука медленно скользнула верх-вниз по моему плечу, поглаживая.

Та моя слабость теперь вышла нам боком.

– Ты уже защитил меня, – Я положила голову ему на грудь, слушая размеренный ритм его сердца, и закрыла глаза от усталости, – и смотри, к чему это привело, – едва не зевнула.

– Никому не позволю причинять тебе боль, – давление пальцев на плече стало чуть сильнее, – если придется вновь объяснять это кулаками, я с готовность сделаю это.

От испуга распахнула глаза, спать сразу перехотелось.

– Если нечто похожее дойдет до СМИ или суда, – вскинула на него голову, надеясь, что это всего лишь слова и в глазах не встречу подтверждения тех безумств, что он произнес, – тебе конец, Костя. Ты понимаешь? – Меня охватила паника: – Никогда не смей произносить ничего подобного! Слышишь? Не смей! – окончательно расклеилась и расплакалась. Я и правда устала.

Костя ничего не возразил, молча держал меня в объятиях, дожидаясь, когда я выплачусь – это лучшее, что он мог сейчас сделать.

Чувства к нему перевернули все во мне. Я больше не думала о своем счастье, комфорте. Его неудачи или разочарования ранили меня больше собственных. У меня были свои цели в жизни, и я уверенно шла к ним, но они стали какими-то побочными. Казалось, если его не будет рядом, то все это мне не нужно, просто бессмысленно. Нельзя так любить! Настоящее сумасшествие.

***..

Судья объявил перерыв и удалился для вынесения приговора. Костя запретил кому-либо из близких присутствовать сегодня на слушание. Не знаю почему, возможно не хотел подбадриваний друзей-музыкантов, видеть встревоженные лица родителей и выслушивать понукания брата. Меня единственную не коснулся этот запрет.

Все вокруг советовали перевести дыхание, развеяться, подышать свежим воздухом и перекусить – ожидание мог затянуться надолго. Я не могла найти себе места, в горле уже долгое недели ничего не лезло, а сегодня едва цедила крепкий кофе.

Тогда как я расхаживала по коридору, Костя прислонился спиной к стене. Его напряженный взгляд уцепился за пачку сигарет в руке проходящего мимо мужчины, потом виноватый устремился на меня. Он был взвинчен не меньше меня, и я не стала осуждать его за дурную привычку и естественное желание хоть немного снять напряжение, покурив.

– Иди, – не видела смысла мучиться здесь нам обоим.