Алмаз, погубивший Наполеона

Вот почему я начинаю эту часть своего повествования с Елизаветы Шарлотты ван дер Пфальц, той, что стала герцогиней Орлеанской и была известна как Мадам при дворе Людовика Четырнадцатого. Лизелотта жила и умерла почти в те же годы, что и губернатор Томас Питт, но их пути и место в жизни были совсем несхожи. Она, скованная условностями своего высокого положения, в принципе не могла быть уязвлена таким человеком, как губернатор Питт, — и все же такое случилось однажды, и виной тому стал уникальный прославленный бриллиант.

2 ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ БРИЛЛИАНТА «РЕГЕНТ», РАССКАЗАННАЯ ЭММАНУЭЛЕМ ДЕ ЛАС-КАЗОМ, С ИСПРАВЛЕНИЯМИ, УЛУЧШЕНИЯМИ И ЗАМЕЧАНИЯМИ ИМПЕРАТОРА НАПОЛЕОНА

В конце октября 1672 года Лизелотта, молодая немецкая принцесса, вовсе не красавица, покидала свой замок в Гейдельберге, отправляясь во Францию, чтобы выйти замуж за Месье, брата Людовика Четырнадцатого. Ее отец, курфюрст Карл Людвиг, глядя на багряные листья, кружащиеся над каретой, вспомнил, как дочь играла в опавшей листве. Он называл ее Rauschenblatt-Knechtchen — Маленький мастер шуршащих листьев, прозвищем, привезенным из Ганновера, куда он отослал дочку, когда разводился с ее матерью. И вот он простился с нею на постоялом дворе «Бык» в Страсбурге, и больше они никогда не виделись.

Сначала принцесса должна была остановиться в Реймсе, чтобы отречься от своей лютеранской веры и стать католичкой, — этот поступок впоследствии не позволит ей стать королевой Англии. С ней ехали Анна Гонзага, принцесса Пфальцская, которая и устроила этот брак, а также Линор фон Ратценхаузен, подруга Лизелотты с той еще поры, когда она была восьмилетней дикаркой. Теперь ей исполнилось девятнадцать, и дикаркой она осталась только в душе.

Принцесса знала, что ее жених уже был женат и что его жена Генриетта, дочь английского короля, умерла. Ночью в постели Линор нашептала ей в обычной своей слегка взвинченной манере нечто такое, что проливало свет на вещи поистине ужасные.

— Говорят, что Мадам отравили фавориты Месье. У него противоестественные вкусы.

Принцесса, невинная настолько, насколько могут быть невинны только немецкие принцессы (ведь во Франции принцессы развращены уже в тринадцать лет), не поняла, о чем речь. Она жила с теткой, потом среди домочадцев отца и с рауграфиней, прислуживавшей ее матери и спавшей в одной комнате с ее родителями, а после их развода занявшей место матери. Она жила вне дома, играя с мечами и мушкетами и с новыми детьми, которые народились у рауграфини от ее отца. Потом она уходила в дом учиться. Она танцевала, играла на музыкальных инструментах, обучалась рукоделию и языкам. Она знала, кто она, но мира она не знала.

— Ни единой женщине в мире не ведом чудесный способ, каким можно было бы воспламенить сердце этого принца, — сказала Линор, после чего последовали разъяснения.

— Mein Gott![8] — воскликнула Лизелотта. — Но почему же в таком случае они ее отравили?

На это Линор не смогла ответить, и настало утро, и епископы ждали принцессу внизу. Лизелотта боялась, что они потребуют отречения и от ее семьи как от еретиков. На это она не пойдет. Она проплакала два часа, потом спустилась к епископам, которые ничего подобного от нее не потребовали.

Позже она спросила у принцессы Пфальцской о Генриетте, умершей в двадцать шесть лет, после девяти лет супружеской жизни с Месье.

— Это было летом, и она ходила купаться каждый день, уезжала в карете, поскольку стояла жара, и возвращалась верхом. Ее сопровождали придворные дамы, и король, и придворная молодежь — тысяча перьев развевались над головами. После обеда начинали играть скрипки, и они садились в коляски или прогуливались до полуночи вокруг канала. — Лизелотта позже писала, что голос принцессы Пфальцской, когда та рассказывала об этом, звучал почти мечтательно, словно ее преследовала сладость этого видения.

— Она была очень красива, — продолжала принцесса. — Наверное, ее погубила привычка купаться. Незадолго до того король послал ее в Англию налаживать союз Франции с ее братом, который позже стал королем Англии. Через восемь часов после ее возвращения они с Месье поехали в Сен-Клу. Был конец июня, и она, хотя и чувствовала боль в боку, пожелала искупаться в реке. Потом она гуляла при лунном свете и выпила свою цикорную воду.

— Вода была отравлена? — спросила Лизелотта.

— Французские сплетни, — ответила принцесса. — On dit, on dit — то есть «говорят, говорят». Весь двор полон этим «on dit». Она выпила, поставила чашку обратно на блюдечко, схватилась за бок и сказала: «Ах, как колет!» Потом действительно закричала, что ее отравили, но только когда она стала корчиться, умоляя дать ей противоядие, ей принесли порошок из гадюки…