У Сайласа К. Скэддмора было немало безобидных недостатков, и он не пытался их побороть, больше того – даже не скрывал. Главным из них было любопытство. Он с детства любил сплетни и пересуды и горячо интересовался жизнью, в особенности скрытой ее стороной. Нисколько не стесняясь, он задавал самые откровенные вопросы, относя чье-нибудь письмо на почту, осматривал его со всех сторон, взвешивал на руке и внимательно изучал адрес, а заметив однажды небольшую щель в заколоченной двери, связывавшей его комнату с комнатой мадам Зефирин, он не только не поспешил ее заделать, а наоборот – постарался расширить так, чтобы без труда следить за соседкой.
Чем больше он стремился утолить свое любопытство, тем сильнее оно разгоралось. И вот однажды, в последних числах марта, он решился еще больше расширить щель, чтобы иметь возможность обозревать еще один уголок комнаты, в которой обитала мадам Зефирин. Однако в тот же вечер, заняв свой наблюдательный пост, Сайлас, к своему удивлению, заметил, что щель заделана с той стороны. Еще более удивился он, когда его смотровое окно снова внезапно открылось и до его ушей донеслось хихиканье. Очевидно, осыпавшаяся с той стороны штукатурка выдала его тайну, и соседка решила отплатить ему любезностью за любезность. Мистер Скэддмор страшно смутился, обругал мадам Зефирин, обругал и себя, но на следующий день, обнаружив, что щель не закрыта, воспользовался оплошностью соседки и продолжал свои наблюдения.
На следующий день к мадам Зефирин наведался какой-то рослый, широкоплечий господин лет пятидесяти, которого Сайлас прежде никогда не видывал. Твидовый пиджак, клетчатая рубашка и всклокоченные бакенбарды изобличали в нем англичанина, а его тусклые бегающие глаза показались Сайласу холодными и неприятными. Во время разговора, который велся вполголоса, гость беспрестанно кривил губы, и молодому американцу не раз чудилось, что оба несколько раз кивали в сторону его комнаты. Но как он ни напрягал слух, ему удалось расслышать только одну фразу, сказанную англичанином в повышенном тоне – как бы в ответ на какое-то возражение. Звучала она так: «Я тщательно изучил его вкусы и снова повторяю: вы единственная женщина, на которую я могу положиться в этом деле!»
В ответ мадам Зефирин вздохнула и жестом выразила неспособность возразить собеседнику.
В тот же день щель была окончательно уничтожена, поскольку к противоположной стороне двери придвинули платяной шкаф. И пока Сайлас все еще скорбел по поводу этого несчастья, которое приписывал проискам британца, привратник принес ему письмо. Оно было написано женской рукой, по-французски, но без излишнего педантизма в орфографии. Подпись отсутствовала. Молодого американца в самых недвусмысленных выражениях просили явиться к одиннадцати часам вечера в «Баль-Булье». В юном сердце Сайласа любопытство долго боролось с застенчивостью, но в конце концов еще задолго до десяти он, в безукоризненном костюме, оказался у дверей этого танцевального заведения и, упиваясь собственной лихостью и широтой, купил входной билет.
По случаю масленицы зала была полна народу. Ослепительные огни и шумная толпа несколько смутили молодого искателя приключений, но вскоре кровь ударила ему в голову, он словно захмелел от музыки и расхрабрился. В эту минуту он был готов схватиться хоть с дьяволом и с видом записного кавалера разгуливал по залу. В этих блужданиях он случайно приметил мадам Зефирин и ее британца – они о чем-то беседовали, укрывшись за колонной. Любопытство вновь охватило американца, и он стал по-кошачьи красться к ним, пока не приблизился настолько, что мог слышать весь разговор.
– Вон он, – говорил британец, – вон тот, с длинными русыми волосами. Он сейчас болтает с девушкой в зеленом платье…
Сайлас, обернувшись, увидел очень красивого молодого человека ростом чуть ниже среднего, о котором, очевидно, и шла речь.
– Хорошо, – сказала мадам Зефирин, – я сделаю все, что в моих силах. Но помните, при всем желании я не могу гарантировать успех.
– Вздор! – оборвал ее собеседник. – Я ручаюсь за результат. Разве из тридцати женщин я не выбрал вас? Ступайте, но остерегайтесь принца. Понятия не имею, каким ветром его сюда сегодня занесло. Будто в Париже нет других танцевальных заведений, более привлекательных для него, чем это скопище студентов и лавочников! Вы только посмотрите на него: восседает, словно царствующая особа, а не какой-то там наследный принц, шатающийся по свету без всякого дела!
Сайласу снова посчастливилось. Он увидал высокого, слегка начавшего полнеть, но необыкновенно привлекательного человека с изящными, но властными жестами, сидевшего за столом с другим, также красивым человеком явно моложе его. Этот второй обращался к своему собеседнику с подчеркнутой почтительностью. Слово «принц» музыкой отозвалось в ушах молодого республиканца, а внешность принца буквально очаровала его. Он оставил в покое мадам Зефирин и ее собеседника и начал мало-помалу приближаться к столику, за которым сидели принц и его спутник.