Алмаз раджи

Я взглядом посоветовался с Кларой и, получив ее молчаливое согласие, оставил ее и выбрался из ложбины. На некотором расстоянии я увидел Норсмора, прислонившегося к стволу дерева. Как только он заметил меня, сразу же зашагал к берегу. Я почти нагнал его, еще не доходя до опушки.

– Смотрите! – сказал он, останавливаясь.

Еще два шага, и я выбрался из чащи. На всем знакомом мне пейзаже лежал холодный, ясный свет утра. На месте павильона виднелось черное пожарище, крыша провалилась внутрь, один из фронтонов обвалился, и от здания по всем направлениям тянулись плешины обгорелого дерна и кустарников. В неподвижном утреннем воздухе все еще вздымался прямой и тяжелый столб дыма. В обнажившихся стенах дома тлела груда головней, как угли в тагане. Возле самого острова дрейфовала парусная яхта, и сильные руки гребцов гнали к берегу большую шлюпку.

– «Рыжий граф»! – закричал я. – «Рыжий граф»! Ну что бы ему оказаться здесь вчера!

– Осмотрите карманы, Фрэнк. Где ваш револьвер? – спросил Норсмор.

Я повиновался и, должно быть, смертельно побледнел. Револьвер мой исчез.

– Вот видите, вы опять в моей власти, – продолжал он. – Я обезоружил вас еще вечером, когда вы нянчились с Кларой. Нате, возьмите. И без благодарностей! – крикнул он. – Не терплю этого! Теперь только этим вы и можете взбесить меня.

Он пошел по отмели навстречу шлюпке, и я следовал за ним в двух шагах. Проходя мимо павильона, я остановился, чтобы взглянуть на то место, где упал мистер Хеддлстон, но там не было ни малейших следов его тела, ни крови.

– Грэденская топь, – сухо проговорил Норсмор.

Он продолжал идти до самого берега бухты.

– Дальше не надо, – сказал он. – Если хотите, можете остаться в Грэден-хаусе.

– Благодарю, – ответил я. – Я постараюсь устроить ее у пастора в Грэден Уэстере.

Нос шлюпки зашуршал по песку, и на берег с чалкой в руках выскочил один из матросов.

– Подождите минуту, парни! – закричал Норсмор и добавил тише, только для меня: – Лучше бы вам ничего не рассказывать ей об этом.

– Наоборот! – воскликнул я. – Она узнает все, что я сумею рассказать.

– Вы меня не поняли, – возразил он с большим достоинством. – Этим вы ее не удивите. Другого она от меня и не ждала… Прощайте! – добавил он, коротко кивнув.

Я протянул ему руку.

– Простите, – сказал он. – Я знаю, что поступаю мелко, но для меня это уж слишком. Не хочу этих сентиментальных бредней – седовласый странник у вашего домашнего очага, и все такое прочее… Наоборот, надеюсь, что больше никогда не увижу вас обоих.

– Да благословит вас Бог, Норсмор! – сказал я от всего сердца.

– Да-да, конечно, – ухмыльнулся он.

Мы спустились к воде; матрос помог ему войти в шлюпку, оттолкнулся от берега и прыгнул в нее сам. Норсмор сел к рулю. Шлюпка закачалась на волнах, и весла в уключинах заскрипели звучно и размеренно. Когда из-за горизонта показалось солнце, они уже были на полпути к «Рыжему графу», а я все еще смотрел им вслед.

Еще немного, и рассказ мой будет окончен. Остается только сказать, что через несколько лет Норсмор погиб, сражаясь под знаменами Гарибальди за освобождение Тироля.

Веселые Ребята

1. Арос

Это было в конце июля, когда я в одно прекрасное теплое утро в последний раз отправился пешком в Арос. Накануне вечером шлюпка отвезла меня на берег, где я высадился в Гризаполе. Позавтракав чем бог послал в единственной маленькой гостинице и оставив там свой багаж, чтобы позже вернуться за ним на лодке, я весело зашагал через полуостров.

Я не был уроженцем этих мест, все мои предки жили в равнинной Шотландии, но мой дядюшка Гордон Дарнеуэй, после бурно проведенной молодости и нескольких лет скитаний по морям, женился на молодой девушке с этого острова. Мэри Маклин – так звали эту девушку, была круглой сиротой, и когда она умерла, дав жизнь дочери, приморская ферма Арос перешла к дяде, который и стал владеть ею.

Ферма эта, насколько я знаю, не приносила дохода, а только давала скудное пропитание, но поскольку дядя мой был человеком, которого постоянно преследовали неудачи, и к тому же обремененным ребенком, он не решался пуститься в какое-нибудь новое предприятие и остался в Аросе, бессильно проклиная судьбу. Шли годы, не принося ему ни облегчения, ни удовлетворения. Тем временем наша семья стала мало-помалу редеть. Нашему роду вообще не везло, и мой отец был, пожалуй, счастливее остальных. Он не только прожил дольше всех, но и оставил после себя сына, унаследовавшего его имя, и немного деньжат, давших ему возможность поддержать достоинство нашего рода.