Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса [сборник]

— Мама, я и секунды здесь не останусь, чтобы слушать, как на него клевещут за глаза! — решительно воскликнула она. — О тебе он никогда не говорил ничего плохого, Руперт, и я не знаю, отчего ты так на него ополчился. Это жестоко, не по-братски, в конце концов!

Роуз резко повернулась и ринулась к двери. Щеки ее пылали, глаза сверкали, грудь вздымалась от негодования. Следом за ней бросилась мать, стараясь утешить ее. В дверях она обернулась, окинув сына испепеляющим взглядом. Руперт Эсдейл стоял, засунув руки в карманы, все глубже и глубже втягивая голову в плечи, снедаемый острым чувством вины. Он никак не мог понять, в чем же все-таки виноват — в том, что наговорил чересчур много, или в том, что сказал слишком мало.

Фонограф. Фотография начала ХХ века

Прямо перед ним на столе стоял фонограф. Провода, батареи, рупор — все было готово для увеселения гостей. Увидев аппарат, Руперт медленно вынул руки из карманов, с вялым любопытством подсоединил аккумулятор и нажал кнопку пуска. Из машины раздался резкий хриплый звук, как будто бы кто-то откашливался, затем свистящий, но ясно различимый голос начал читать лекцию знаменитого ученого.

Дж. Тиссо. В консерватории

— Из всех вопросов, — проскрипела машина, — вставших перед нами в результате последних исследований в области морской фауны, наибольший интерес вызывает ретроградный метаморфизм, характерный для усоногого рака. Разделение аморфной протоплазменной массы…

Тут Руперт Эсдейл отсоединил провод от батареи, и смешной звякающий голос тотчас же смолк.

Молодой человек с улыбкой смотрел на это словоохотливое творение из дерева и металла. Вдруг его улыбка сделалась еще шире, а в глазах мелькнули озорные огоньки. Он хлопнул себя по колену и исполнил какой-то зажигательный танец, словно человек, только что совершивший великое открытие. Юноша очень осторожно вытащил металлические пластины с записью лекции ученого профессора и положил их рядом для дальнейшего использования. Затем он вставил в прорези новые пластины, взял фонограф под мышку и удалился к себе. За пять минут до прибытия первых гостей аппарат снова стоял на столе, полностью готовый к работе.

Не было ни малейших сомнений в том, что научный салон миссис Эсдейл имел оглушительный успех. Все проходило в высшей степени мило и очаровательно. Люди смотрели в микроскопы, брались за руки, чтобы ощутить электрический разряд лейденской банки, восхищались галапагосской черепахой, лобной костью горного быка и всеми прочими любопытными предметами, которые миссис Эсдейл собрала с таким неимоверным трудом. Декан богословского факультета, недовольно выпятив губу, слушал профессора Маундерса, державшего в руке кусок окаменелости триасового периода и в пух и прах разбивавшего ветхозаветную догму о шести днях творения. В углу несколько биологов жарко спорили около чучела утконоса. Миссис Эсдейл порхала от группы к группе, знакомя, поздравляя, смеясь с истинной грацией и шармом ученой светской дамы. У окна рядом с ее дочерью сидел капитан Бизли с пышными усами. Парочка обсуждала свои проблемы, древние, как мезозойская эра, и такие же загадочные и непонятные.

— Но мне действительно надо идти и помочь матушке принимать гостей, капитан Бизли, — наконец произнесла Роуз, робко пытаясь встать.

— Не уходите, Роуз. И не называйте меня капитаном Бизли, зовите меня просто Чарльз. Право же!

— Ну, хорошо, Чарльз.

— Как прелестно это звучит из ваших уст. Нет, нет, не покидайте меня. Я не вынесу разлуки с вами. Я слышал о любви, Роуз, но сколь странным кажется, что я, прожив свою жизнь в блеске и великолепии света, лишь здесь, в провинциальном городке, узнал, что существует и настоящая любовь!

— Вот вы так говорите, а на самом деле это лишь мимолетное увлечение.

— Нет, никогда! Я не оставлю вас, Роуз, разве что вы отвергнете меня. Не будьте же столь жестоки, не разбивайте мое бедное сердце.

Его грустные голубые глаза смотрели на нее с такой печалью, что Роуз готова была расплакаться от жалости.

— Мне будет больно причинить вам хоть малейшее огорчение, — ответила она дрожащим голосом.

— Тогда обещайте мне, что вы непременно…

— Нет, нет, сейчас не время говорить об этом. Видите, все собираются у фонографа. Пойдемте послушаем. Это так забавно. Вы когда-нибудь слушали фонограф?

— Нет, никогда.

— Это вас премного позабавит. Я уверена, что вы ни за что не догадаетесь, о чем эта машина нам расскажет?

— Так о чем же?

— Нет, нет, не скажу. Сами услышите. Давайте сядем у двери, там прохладнее.

Сгорая от любопытства, все собравшиеся окружили диковинный аппарат. Послышалось шиканье, Руперт Эсдейл подсоединил провода, а его мать тем временем мерно покачивала рукой из стороны в сторону, словно задавая такт словам, что вот-вот должны были раздаться из рупора.