Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса [сборник]

Здесь кончается мой рассказ о том, как могли бы повернуться события. И все же, видимо, судьба оказалась мудрее, и окольный путь оказался короче прямого.

ТОЧКА ЗРЕНИЯ

Он был американским журналистом и писал об Англии. Иногда одобрительно, иногда пренебрежительно — в зависимости от настроения. Порой он восторгался, порой негодовал и возмущался. Тем временем наша древняя славная держава неуклонно шла своим путем, совершенно не обращая внимания на его хулу или похвалу. Вместе с тем, однако, в любой момент она была готова благодаря странному британскому складу ума сказать сама о себе столько обидного и нелицеприятного, сколько не мог бы и самый дотошный критик. Между тем, по мере того как публикации репортера в «Нью-Йорк Кларион» множились, он, в конце концов, умудрился своими заметками настолько досадить публике, что все это и привело к событиям, описанным ниже.

Все началось с довольно доброжелательной статьи о жизни в английских загородных домах, где он описывал свой двухдневный визит в поместье сэра Генри Трасталла. В ней был всего лишь один критический пассаж, в полной мере отражавший как удовлетворенное творческое честолюбие, так и демократические убеждения автора. В этом отрывке он довольно резко изобличал «высокомерное подобострастие» лакея, который ему прислуживал. «Казалось, он самодовольно наслаждался собственным унижением, — писал газетчик. — Несомненно, всякая искра достоинства навсегда погасла в человеке, полностью утратившем свою индивидуальность. Он упивался своей покорностью. Это был некий обслуживающий инструмент, не более того».

Прошло несколько месяцев, за которые наш репортер успел побывать везде — от Санкт-Петербурга до Мадрида. Уже на обратном пути в Лондон он вновь оказался в гостях у сэра Генри. Вернувшись с полуденной охоты, он закончил переодеваться у себя в комнате, как вдруг раздался стук в дверь и вошел слуга. Это был крупный, подтянутый мужчина, что полностью соответствовало его положению, ведь при подборе прислуги к физическим данным относятся столь же внимательно и критично, как и при отборе в элитные военные части. Американец поначалу подумал, что тот пришел, чтобы помочь ему одеться, но к удивлению репортера лакей первым делом плотно закрыл за собой дверь.

— Позвольте мне переговорить с вами, сэр, если вы соблаговолите уделить мне несколько минут, — произнес он бархатным голосом, который всегда раздражал республиканские чувства гостя.

— Да, в чем дело? — резко спросил журналист.

— Вот в этом, сэр. — Слуга вынул из нагрудного кармана номер «Клариона». — Это случайно попалось на глаза одному моему товарищу, что служит на континенте, и он счел, что это будет мне интересно. Вот он газету и выслал.

— И что же?

— Полагаю, это ваша статья, сэр.

— Пусть так, и что с того?

— Надо понимать, что описанный вами слуга — это я?

Американец пробежал глазами заметку и согласно кивнул.

— Да, это вы, — признался он.

Лакей аккуратно свернул газету и бережно водворил ее в карман.

— Мне бы хотелось поговорить об этом с вами, сэр, — произнес он с той же неизменной учтивостью. — Полагаю, сэр, вы не совсем полно представляете суть дела, с нашей точки зрения. Я хотел бы изложить ее так, как я ее вижу. Быть может, тогда и вы увидите ее совсем в другом свете.

Его слова вызвали у американца неподдельный интерес. В воздухе запахло «тиражом».

— Садитесь, — сказал он.

— Прошу простить великодушно, но я, с вашего разрешения, постою, сэр.

— Ну, как вам будет угодно. Если вам есть что сказать, говорите.

— Видите ли, сэр, тут ведь вот как. У перворазрядной прислуги есть традиции — можете назвать их стандартом или нормой, как вам угодно, — которые передаются из поколения в поколение. Когда поступил на службу, я был третьим, а мажордом и дворецкий были уже в годах, и выучку свою они унаследовали у лучших из лучших. Я перенял ее у них, а они приняли эстафету у своих предшественников. Все это уходит своими корнями глубже, чем вы думаете.

— Понимаю, понимаю.

— Возможно, сэр, вы не до конца понимаете подоплеку всего этого, так сказать, истинный смысл. Вот вы, сэр, в своей статье упоминаете чувство собственного достоинства. Оно есть у каждого, это верно. Однако, насколько мне известно, его нельзя сохранить в полной мере, если не служить должным, наилучшим образом, получая за это весьма неплохие деньги.

— Ну, можно же все это делать и не… не… пресмыкаться.

При этих словах красноватое лицо слуги слегка побледнело. Все- таки он не был той бесчувственной машиной, какой казался с первого взгляда.