Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса [сборник]

От одной мысли о том, каких комплиментов удостаивается подагрический и страдающий несварением родитель Смита со стороны благородного сословия, лицо Уэлстеда приобрело такое нелепое выражение, что мы все дружно расхохотались. Этим и закончилась наша первая и последняя попытка вывести провинциала Джо из себя и заставить его призадуматься. Жизнь его проходила в атмосфере постоянных подшучиваний и поддразниваний, и его прозвище настолько крепко прилепилось к нему, что заменило его настоящее имя. Однако он обладал таким добродушием и таким чудесным даром превращать колкости в комплименты, что расстроить или обескуражить его было практически невозможно. Все замечания касательно его шляпы, галстука и прочих предметов туалета встречались неизменным гоготом и серьезнейшими предложениями отправить его в «командировку», чтобы купить то же самое для всех нас.

— Нет у вас в Берчиспуле настоящего шика, — говаривал он. — Вот дома я знаю одно место, где можно сделать оторочку воротников лисьими головами. Это куда импозантнее, чем просто белый цвет, который сам по себе невыразительный и скучный.

По — моему, он думал, что мы отказывались покупать расхваливаемые им предметы роскоши лишь потому, что нуждались в деньгах. Поэтому наш Джо постоянно намекал, что «нам это будет стоить буквально гроши», при этом звеня монетами в карманах брюк.

Жизнь в городе никоим образом не пошла Джозефу на пользу. Наоборот, она еще больше испортила его, и он стал превращаться в настоящее посмешище. За первые полгода, что он почтил нашу контору своим присутствием, Джо не только не расстался с привычками, обретенными в конюшне своего родителя, но и приобрел все отрицательные черты городского сноба. Первыми тревожными симптомами этой опасной болезни явились подозрительная гладкость и блеск десятка волосков, украшавших его верхнюю губу, а также появление большого кольца с бриллиантом, имевшим стеклистый блеск и зеленоватый оттенок. Следующим его приобретением стал монокль. Наконец, он облачился в длинное пальто в крупную черную клетку, в котором он выглядел, словно носил на себе настоящую металлическую клетку — сверху торчала голова, а снизу — ноги.

— Такое носят только настоящие джентльмены, — важно заметил он. — По одежке ведь сразу видать, кто аристократ, а кто плебей.

Мы единодушно согласились с этим глубокомысленным умозаключением.

Несмотря на все его странности и причуды, мы не только научились терпеть нашего Джентльмена, но в какой-то степени даже полюбили его. На самом деле мы даже не подозревали, насколько сильно в нас развилось это чувство, пока он не уехал на две недели домой в отпуск, увезя с собой пальто, монокль, кольцо и все прочие атрибуты, с помощью которых он рассчитывал встряхнуть затхлое провинциальное болото и показать всем, что значит настоящая «голубая кровь». Без него контора опустела. Мы, оставшись впятером, снова оказались на одном уровне друг с другом, и наша жизнь утратила былую веселость и пикантность. Даже Уэлстед, невзлюбивший Джо с самого начала, как-то признался, что наш Джентльмен — забавный малый и что он скучает по нему. В конце концов, смеялся он хоть и бесцеремонно, но от души, а его по — деревенски хитрое и грубоватое лицо светилось искренностью и добродушием. И вот однажды утром мы с неподдельной радостью услышали раздавшееся с улицы его громогласное приветствие, и через несколько мгновении наш товарищ с важным видом вошел в контору, одетый более ярко, более безвкусно и, хоть это казалось невозможным, более вульгарно, чем прежде.

Ньюсом, наш управляющий, был прекрасным человеком и очень хорошо относился ко всем нам. Будучи все, как один, холостяками, чей круг общения весьма ограничен, мы с радостью посещали его гостеприимный дом, где почти каждую неделю устраивались музыкальные вечера, заканчивавшиеся легким, но вкусным ужином, на которые миссис Ньюсом была великая мастерица. На этих мероприятиях, куда Джо приглашали из чувства элементарной вежливости, наш Джентльмен неизменно появлялся во всем своем блеске — в накрахмаленной манишке с пышным белым жабо, на котором тускло мерцал еще один стеклообразный предмет. Все это в сочетании с цепочкой для часов, больше напоминавшей якорную цепь, представляло собой его оригинальную концепцию красоты и изящества, поскольку он не уставал повторять:

— Негоже показывать, что ты богаче других, даже если это и так. А то ведь прямо как плутократ какой, а?

Джо служил неиссякаемым источником веселья и постоянным объектом шуток и подтрунивания со стороны Сисси Ньюсом, единственной дочери управляющего, озорной, темноглазой миниатюрной брюнетки восемнадцати лет. Мы все по очереди влюблялись в нее, но всякий раз отступали, обнаружив, что ее сердце принадлежит другому. Чарльз Уэлстед знал ее с детства, и юношеская симпатия со временем переросла во взаимную любовь. Редко встретишь влюбленных, столь нежно привязанных друг к другу, которым улыбалось бы столь же блистательное будущее. Поскольку старина Уэлстед являлся лучшим другом Ньюсома, перед Чарльзом открывались самые радужные перспективы.