– Он был масоном-розенкрейцером и алхимиком. Многие, в том числе мой дед, рассказывали, что Михаил Дмитриевич владел огромным, особо огранённым алмазом, который использовался им в опытах, как основа для философского камня. После его смерти алмаз пропал. Мой дед и отец искали его, изучили метр за метром все стены нашего особняка под Петербургом, но не нашли ничего. В подземельях нашей дачи, выкопанных ещё двести лет назад, сохранилась лаборатория прадеда и всё оборудование, а в моих документах множество записей прадеда, сделанных какими-то непонятными символами. Многие пытались расшифровать эти знаки, но безуспешно. Отец сошёлся на том, что алмаз был украден кем-то во время похорон прадеда, или же передан масонам. Но мне так не кажется. Вот я и подумал, может ты, как специалист по всякой чертовщине, поможешь мне разобраться с этим вопросом…
Князь рассказывал медленно, чётко, вполголоса, расхаживая по комнате и задумчиво вглядываясь в темную глубь ночной улицы за окном, отодвигая пальцем гардины. Такая манера повествования никого не могла оставить Джо равнодушным. Он внимал речам друга и с каждым словом Воротынского, всё яснее становился ответ Макмиллана, который, правда, был выдан лишь спустя несколько минут после окончания монолога князя:
– Пожалуй, я съезжу к тебе, взгляну на твои документы… в конце концов, поездка эта обещает предоставить незаурядное удовольствие, а я уже порядком утомился от этих просителей и их бумажек – обдумав и приняв речь Владимира, немного растерянно и задумчиво (собственно, как всегда) проговорил Джордж.
– Я не сомневался, Джо! – с театральной радостью воскликнул князь – А теперь, друзья, я надеюсь, вы простите меня, если я пойду спать. Я чертовски устал за этот день. Спокойной ночи.
Макмиллан и графиня Сатерленд пожелали князю доброй ночи, и тот быстро зашагал по лестнице через ступень в свою комнату.
– Кем служит князь? – спросила Алиса Сатерленд, глядя вслед Воротынскому.
– Он театральный режиссёр – ответил Джордж, встав с софы и подойдя к окну.
– По нему видно, что он связан с театром. Но ему бы пошла роль и парламентария. Во всяком случае, он слишком быстро смог убедить Вас в том, что Вы не сможете жить без того, отчего мгновенье назад воротили нос, мистер Макмиллан.
– Вы думаете, что у меня нет характера, графиня? – немного обиженно спросил Джордж, обернувшись на Алису.
– Откуда мне знать, что у Вас есть, а чего нет, любезный Джордж?
– С Вами всегда было тяжело говорить. Ни разу я не услышал от Вас вразумительного и однозначного ответа на мой, какой бы то ни было, вопрос.
Графиня взяла со стола свой ридикюль и вытащила из него зеркальце:
– Зато я отвечаю сразу, а чтобы услышать Ваше мнение, мистер Макмиллан, нужно запастись слоновьим терпением… – графиня посмотрелась в зеркальце, поправила причёску и положила его обратно в ридикюль.
Джордж вздохнул. У крыльца особняка остановился экипаж и с облучка слез кучер в плаще и со свечным фонарём в руке.
– За Вами приехали, графиня… – сказал Макмиллан, глядя пустыми глазами в окно, по которому градом стекали капли.
– Хорошо… – Алиса встала с софы, вышла в прихожую и потянулась за своим пальто.
Макмиллан попытался ей помочь, но не успел.
– До свидания, любезная графиня – не скрывая своей тоски, Джордж поцеловал ручку Алисы.
– Ждите меня завтра утром. Я поеду с Вами. Если отец меня отпустит…
– Правда? – оживился Джордж.
– Да. Всё. До завтра… – графиня открыла дверь. Кучер, мявшийся у крыльца, стесняясь постучаться в дверь, раскрыл зонт и проводил её до кареты.