— Если ты не забыл, — говорила, не отрывала ни взгляд, ни руки от блокнота, — я архитектор и должна уметь изобразить то, что планирую построить.
— Я думал, — потер глаза, — это все уже делают на компьютере.
— И на компьютере тоже, — подтвердила, — но так, — помахала в воздухе карандашом, — как-то естественней, настоящей, живее.
Костя заметно повеселел.
— Так естественней, настоящей или живее?
Я ошиблась, соображал он хорошо, раз шутил.
— А ты глуповат, недалек или скудного ума? — ответила вопросом на вопрос.
Костино лицо озарила задорная улыбка.
— Обожаю тебя, детка. — Он убрал ноги со столика и понемногу начал приходить в себя, разминая тело незамысловатыми движениями. — Можно посмотреть? — кивнул на блокнот у меня в руках.
— Это только набросок, — заранее оправдалась.
Я обладала механическими навыками рисования, а художник должен обладать, помимо всего прочего, талантом. Но я немного расслабилась, когда увидела, как один уголок губ парня чуть приподнялся, обещая улыбку.
— А подпись автора? — протянул обратно рисунок.
Очередное дурачество, но я приняла блокнот и занесла руку над бумагой, намереваясь оставить свое имя, как обычно делала со всеми институтскими работами, но в последний момент передумала и вывела совершенно другую надпись:
Я была уверена, что Костя начнет шутить, довольно ухмыляясь, но он сказал лишь одно:
— Спасибо.
Позвучало объявление о скорой посадке, и нам пришлось вернуться каждому на свое место. Но я еще долго не могла выкинуть из головы Костин «спасибо» и взгляд, когда он это произнес.
На трапе меня чуть не сбил с ног ледяной ветер. Несмотря на лето, погода в Нууке в это время года была по-зимнему холодной. У непрезентабельного вида аэропорта нас уже ждала машина, и в течение всей поездки я разглядывала мелькавшую за окном местность. Редко встречался другой транспорт, разве что с такими же туристами, как и мы, иногда велосипедисты, и все чаще люди, прогуливающиеся на своих двоих. Нуук был тихим провинциальным городком без особых достопримечательностей, отгороженный от мира с одной стороны серыми, практически лишенными растительности горами, с другой — величественным океаном, в котором у самых берегов дрейфовали белесые айсберги.
Всего двадцать минут на машине — и мы оказались в гостинице, чему я была безумно рада. Предвкушала, как немного отлежусь на мягкой кровати после многочасового перелета, но у Кости оказались свои планы. Пока музыканты и съемочная группа не разошлись по своим номерам, парень громко объявил на весь холл:
— У вас час на все про все, и мы выдвигаемся на съемки! Работаем быстро, четко и слаженно. Каждый выполняет только свои обязанности, и никто, Оля, — посмотрел он невысокую девушку с забавными кудряшками, похожими на пружинки, — не строит из себя Мать Терезу и не кидается помогать нерасторопным, что не справляются со своими, — под его строгим взглядом та затравленно кивнула.
Костя преображался на глазах. Теперь он все больше напоминал своего нервного и всем недовольного брата. Куда делся бесшабашный улыбчивый парень?
Притихнув, я не лезла на рожон и отправилась на поиски своего номера. Но долго побыть в одиночестве мне не удалось — раздался стук в дверь, и звонкий девичий голос попросил разрешения войти.
— Уже? — расстроенно осмотрела ту самую Олю, которая ввалилась ко мне в номер, держа в руках чехлы с одеждой, сундучки грима и прочие атрибуты, необходимые для создания из меня модели.
— Константин Львович не любит, когда мы выбиваемся из графика, — одним движением она разложила свой саквояж, превратив комнату в самый настоящий салон красоты, хотя в моем случае — художественную мастерскую.
Константин Львович? Меня удивило такое обращение, но, возможно, девушка просто придерживалась деловой формы общения с работодателем. Как у них, оказывается, все строго. Я-то думала, что на съемках будет царить та же непринужденная атмосфера, что в повседневной жизни музыкантов.
Следующим моим открытием стало то, что сниматься мне придется в тонком шифоновом платье. Нет, оно было приличным, но я не представляла, как продержусь в нем на улице при такой низкой температуре.
— А еще что-нибудь будет помимо этого? — с надеждой посмотрела на «кудряшку», как я окрестила Олю.
— Не бойся, — успокаивала меня девушка, видимо, за время работы с музыкантами успевшая повидать многое, — в перерывах между съемками ты сможешь отогреваться в машине с горячим чаем.
Это утешало, но что я буду делать в оставшееся время? Поспорить, что ли, с режиссером? Или это чревато? Я боялась подходить к Косте, простите, к Константину Львовичу, с претензиями.
Оля оказалась веселой и разговорчивой. После получаса общения я поняла, почему Костя сделал акцент именно на ней. За все время, что она наносила мне макияж и делала укладку, заботилась, чтобы мне было удобно, и я не ощущала дискомфорта от процесса. Не сомневалась, что Оля — добрая душа, так же отзывчиво приходила на помощь каждому сирому и обездоленному и, конечно же, своим коллегам, естественно, отодвигая на второй план собственные дела.