И я начал продолжительное общение с камнем, ежедневную, длительную направленную медитацию на него, в то время, как он лежал у меня на столе.
Неизвестно по какой причине, но мой булыжник продолжал мистически притягивать моё сознание к себе. Он нечто «зацепил» во мне и вытащил наружу. Я рассматривал его с каким-то тонким и непонятным удовольствием. Поначалу в нём будто и не было ничего особенного, я просто всматривался, всматривался в него. Фактура камня напоминала поверхность гранита. Постепенно мне становилось приятным разглядывать его всё больше и больше. Я стал различать малейшие микроскопические трещинки, точечки, выпуклости, переходы цвета, оттенки. Мой булыжник оказался целым восхитительным и очень громадным миром! Не только поверхность, но и сам объём, форма, настроение (!) камня, вес, твёрдость становились для моего субъективного восприятия всё более ощутимой реальностью! Наконец, приблизительно через месяц я стал замечать слабое мерцание, исходящие от моего нового друга, оно было — приятно розовым…
Камень выходил на прямой контакт со мной, он обладал сознанием, он был — живой!!! Я ощущал его живое присутствие на столе даже вне медитации, даже вне дома!
И однажды вот что со стола он рассказал обо мне.
В то время, как тело отдано кровати и делается нечувствительным к физическому миру, таинственно вступает в сферу действия подсознательная единица, тело сновидения спящего человека, но он об этом ничего не знает, — бог Морфей полностью отбирает сознание…
Одной ночью отобрал, лишил фокуса сознания Морфей и меня…
Дневной свет делает видимым, осязаемым, ясным, достоверным всё то, что попадает в его лучи. Ночь — всё скрывает, искажает… Свет сознания же напоминает каску шахтёра, в центре которой установлен фонарь, а его сфокусированный свет помогает шахтёру продвигаться в тёмных, глубоких недрах земли и не только видеть направление, но и осознавать свои действия, пространство и себя в нём…
И вот этой ночью в то время, как моё тело спало, я уже где-то был, как-то действовал, что-то предпринимал, находясь в глубоких и тёмных пространствах своего подсознания, но… У меня не было шлема шахтёра, и я ничего бы не вспомнил, не видел и не узнал, если бы не наведённая на меня сила камня…
Постепенно среди глубокой ночи я обретал каску шахтёра. Её словно медленно опускали сверху на голову, надевали, надели, и я стал видеть, осознавать. И тогда прожектор сознания высветил — где я, кто я, что я…
Мне по-прежнему очень интересен сам этот мистический момент — начало движения точки сознания. Вот ничего нет, всё отсутствует — полный мрак… И, вдруг, надвигается, именно надвигается, и, судя по ощущениям, сверху — «нечто», некий проектор и после этого всё сразу делается отчётливо ясным, осознаваемым. Это очень сложный тайный процесс. Ведь я-то в образе сна, в теле сновидения, до обретения «шахтёрского» фонаря уже действовал, был! Был и не знал об этом. Но вот что ещё любопытно: тот свет фонаря, точечный свет моего дневного сознания в самой полной мере и более того ощущался — тоже как «Я»! Я уже был этим светом, я и есть этот загадочный Свет! Я — луч внимания, я — фокус сознания…
Наведённая сила камня показала мне структурную синергетику или совместное взаимодействие функциональных частей моего «Я». Я — светящееся, я — фонарь, свет сознания, и я — отражённое, бледное, не осознающее себя…
Как только я надел каску шахтёра, так внутри моего подсознания сразу стало светло! И я увидел себя, увидел таким реальным, отчётливым, достоверным, жизнеспособным! в очень большом доме. Дом был с колоннами и выстроен таким образом, что пространства его гармонично переходили в аллеи и парки с фонтанами, или, быть может, комнаты были так велики, что в них посадили для украшения оливы и лавры… По углам стояли точёные каменные чаши, пахло утонченными ароматами, горели факелы. Убранство дома было богатое, с разостланными на полу пятнистыми шкурами диких зверей и развешенными по стенам большими золочёнными и серебряными украшениями, названия которых я не знал. Выделялось холодное оружие…
Сам я был очень стройным, изящным и смуглым молодым человеком, полуодетый с перекинутой через плечо туникой, схваченной пряжкой, в сандалиях… Впереди на возвышении величественно-лениво восседал пузатый и лысыватый мужчина. Я покорно ожидал от него знака… По-видимому, это был античный дом, а его хозяин на троне — богатый патриций, аристократ. В просторном помещении находились ещё несколько молодых мужчин и десятка полтора красивых юных женщин, часть из которых были — темнокожие мулатки.
Патриций был полноправным хозяином не только дома, но и всех нас, за небольшим исключением. Мы принадлежали этому немолодому мужчине, а я был — рабом…