Началось обучение с сердечной молитвы. Она — главное. Она — всё и вся. В простой, коротенькой молитовке «Господе, Иисусе Христе, помилуй мя!» — вся христианская мистика заложена, всё богопознание, все тайны человека и вселенной! В более полном варианте читается: «Господе, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». Так, под руководством Странника начал я осваивать это сложнейшее, тончайшее, ювелирное искусство, и, конечно же, о таком не подозревал. Исходная духовная позиция была у меня не верная: на захват, на приобретение, на получение. Начитался, вобрал в себя всяческие ложные концепции, как у толтеков, про накопление энергии и силы. Духовное развитие как принцип свиньи-копилки понимал. Думал: сконцентрировался на тайной сердечной дверце, вскрыл её. Полилась-заструилась оттуда волшебная энергия, и тогда не теряйся — запасайся впрок! Хватай побыстрей! Разливай по всем ёмкостям, кастрюлям и вёдрам. Обогащайся, омолаживайся, наслаждайся и радуйся жизни! Но на пути Любви учатся не забирать, а отдавать… Служить надо. Терпелив был Старец со мной, а когда я проваливался в коварные духовные ловушки, с молитвой связанные, — ох, и много их! — тогда медленно выводил меня Странник нужной книжкой, мыслью, отлучением, поучением, закрытием…
Много, очень много дивных преображений и познаний ожидало меня на пути правильном.
Поначалу взялся я за гуж непосильный, несоизмеримый с моими физическими и духовными возможностями. Потому, как распирало от духовной находки и пристрастного обладания.
Не долго думая, стал я напрягаться в своём сердце и творить молитовку Иисусову, как Странник, по несколько часов! Сердце ломить и болеть неприятно стало. Судорога какая-то во рту, в челюстях и в языке образовалась. Язык свело — не могу повернуть!
— Вот до чего страсти и жадность доводят, — слышу я мягкий голос Странника. — Двигаться надо неспешно, гармонично и со смирением…
Научённый таким болезненным надрывом, через неделю стал я более умелым и совершал молитовку в сердце немного, осторожно, с перерывами, размеренно, прислушиваясь к ощущениям. А как наступала болезненная, неприятная ломота и теснение в груди, так тут же своё делание прекращал.
Постепенно увязывалась молитовка в сердце. Гуляю ли по улице или в пригородной электричке еду на работу, потихоньку выполняю сердечное, тайное упражнение, что от Странника перешло. Здесь-то и почувствовал я в самом сердечном местечке слева, в верхнем его уголке, будто огонёк волшебный зажёгся-затеплился, — но до чего приятный! Свечечка возгорелась. Не обжигает, а наоборот, странный освежающий, орошающий холодок там удерживается. И греет и охлаждает!!! Умиротворяет ласково…
Удовольствие от этого — непередаваемое! Будто сердечко моё оттаивает. Было оно омертвелым, сухим, словно какой-нибудь злой и циничной Снежной Королевой замороженным. А теперь случившееся оттаивание-отморозка от сухого бесплодного существования к жизни меня жаркой, наполненной, истинной приближает. Оживаю я к жизни, — ай, да молитва Иисусова! Запело звонко моё сердце!
Стал я эту животворящую волну разгонять, и процесс омолаживания своего организма включать на полную, а за этой волной одна за другой волны мистической радости стали накатывать, и даже целый прилив и прибой буйного счастья меня поднимал.
Иду ли в зиму по морозному воздуху, и всю эту холодную, радостную струю в сердце своё направляю, а там тепло живое образуется, разливается блаженно по телу и — Радость!!!
Токи от молитвы, как от солнца лучи, стали расходиться по телу в разные стороны. Глядь, то нога оживает, то палец руки, то в печени целительный, пульсирующий ток образуется. Чувствуешь доподлинно, явно, что преобразуешься, очищаешься, исцеляешься чудодейственно. Горит свечечка тихо себе в уголке сердечном, а ток лечебный по странности может бить то в мизинце ноги, то в горле. То к почкам жар целебный поднимается. Жар очень приятный, созидательный. Почки — мои самые слабые органы — начали питаться усиленной энергетикой, реально оздоравливаться! И всё это через сердце такой радостью пробуждающей, игривой, веселящей отдаётся во всей душе!
На работе тоже так. Как перерыв, так иду бродить по московским улицам с молитовкой в сердце. Прихожу радостный, счастливый, как никогда, — не поймут мои сослуживцы, что со мной. Но делание это тайное, открывать его никому нельзя. Откроешь — утечёт ручеек. О моей практике знали только я да Странник.