Алмаз Светлых

Дорога к Инверари лежит через Абердин[39]. Город нередко называют «Серым», из — за местного архитектурного колорита. Когда — то давно, все местные здания или их фасады строились из серого гранита с вкраплениями блестящей слюды, отсюда и название. Будучи поблизости, любой Тёмный эльф непременно заедет в одно памятное место, и место это — печальное.

В самом центре города находится Дьюти-парк, знаменитый своим зимним садом. В одном из уголков этого красивого и ухоженного парка, на искусственном холме, стоят несколько гладких чёрных плит. Расположены каменные плиты таким образом, что на закате они отбрасывают длинные острые тени, ложащиеся на окружающий ландшафт. На чёрной поверхности камня выбиты эльфийские имена, всего их одна тысяча четыреста семьдесят семь…

Мемориал, посвящённый страшной памяти Шотландской резни.

В этом уголке парка редко встретишь людей, разве что дети носятся по дорожкам, — человеческие вместе с эльфийскими, — отказываясь признавать кровавую черту, проведённую между их предками.

Какое — то время я стоял, прислушиваясь к пению птиц и одновременно — к собственным ощущениям, пытаясь понять, не шевельнётся ли в глубине души призрак давней неприязни к человеческой расе. Птицы пели, да, их я слышал явственно. Больше я не услышал ничего. Никакой любви к людям я не испытываю, это верно, но и прежнего отторжения и неприязни практически нет. Наверное, прошло достаточно времени с момента Сопряжения Миров, что бы осознать: на этой планете у эльфов и людей общая судьба, хотим мы того, или нет.

А фронт войны с судьбой — свой у каждого.

Конечно, о полном доверии или равноправии не может быть и речи. Например, членам семьи Барнетт и их потомкам запрещено покидать Шотландию (разве что они ухитряются делать это нелегально). Негласный надзор эльфийской полиции с них будет снят, наверное, только тогда, когда уйдут из жизни последние эльфы, ставшие свидетелями кровопролитного конфликта полтора века назад. Такие, как я, которым пришлось напрямую участвовать в ликвидации последствий данного события…

До городка Инверари не более двадцати минут езды, если не торопиться. Городок, построенный в форме креста вокруг храма, никак не пострадал в ночь Сопряжения, в отличие от того же Эдинбурга, уничтоженного на две третьих. В таких небольших городках время как будто останавливается, делая жизнь неспешной, размеренной и в какой — то степени даже ленивой. Нарушают её привычное течение разве что туристы, стремящиеся посетить местные знаковые объекты[40].

По указанному Кэйли адресу я приехал к девяти утра. Времени у нас более чем достаточно, что бы попасть на автомобильный паром в Кэйрнрайане, отбывающий из порта в три часа[41].

Старинная улица была застроена низкими двухэтажными домиками, фасады доброй половины которых густо обвивал плющ. Я припарковался, вышел подышать воздухом и вынул айтел, набирая номер Кэйли.

— Я на месте, можешь выходить.

— Милорд… — трагическим шёпотом сказала Кэйли. — Бабушка обязательно выйдет меня проводить, а она… не всегда бывает сдержана.

— Хм… я не думаю, что она для меня опасна. Как её имя, на всякий случай?

— Елизавета… Елизавета Джексон.

Дверь ближайшего домика отворилась, и на пороге показалась Кэйли в сопровождении маленькой сухонькой симпатичной пожилой дамы, одетой в спортивный костюм, и с велосипедным шлемом подмышкой. Спортивный велосипед стоял тут же, рядом с крыльцом. Если это бабуля Кэйли, то для ста лет она выглядит довольно шустрой. Впрочем, я уже говорил про активное долголетие. У бабушки Кэйли преклонный возраст, но, судя по всему, данный факт не мешает ей жить полной жизнью и получать от этого удовольствие. Конечно, она не в курсе истории с несанкционированным протестом внучки и последующих событий. Поэтому Кэйли и не хотела, чтобы я за ней приезжал…

Я не мог не заметить, что у Кэйли уставший вид и бледное лицо. Не удивительно: вряд ли она успела, как следует, отдохнуть после тревожной позавчерашней ночи. Кэйли заплела свои светлые волосы в нарочито небрежную косу, которая очень ей шла, и одета была так, что мне не пришлось бы придираться. Джинсы сидят идеально, облегающая футболка под жакетом — белая и без кричащих надписей, а вместо конверсов — босоножки на высоком каблуке.

Старушка (хотя это определение не слишком точное, уж очень она активная) пригладила вставший хохолком вихор стрижки, пихнула Кэйли в бок своим острым локотком, довольно сурово посмотрела на меня и поинтересовалась на эльфийском:

— Так это за тобой? И кто он, скажи на милость?

— Это… — Девушка собралась назвать мой титул, но я покачал головой и успел быстрее.

— Я её хороший знакомый.

— И где находят таких знакомых, с крутыми тачками? — Строго спросила бабушка, рассматривая меня с ног до головы живыми и очень цепкими голубыми глазами, чуть менее яркими, чем у Кэйли.

— Мы сейчас вместе работаем, госпожа Джексон. — Сказал я, нисколько не покривив душой.

— Ты говорила, он ирландец? А я вижу остроухого!