Алмаз темной крови. Танцующая судьба

День, когда Сова впервые разрешила своей подопечной покинуть постель и выйти в сад, был безветрен и тих; начавшийся июль спешил наверстать упущенное холодной весной и скупым июнем, работал, не покладая рук и не отвлекаясь на развлечения. Амариллис, уже одевшись — пока не без помощи брауни — попросила у жены Сыча зеркало, она долго смотрела на себя, потом усмехнулась и сказала:

— Надо же… как с гуся вода. Я-то думала, что по крайней мере поседею, или в лице что-нибудь этакое появится. А тут на тебе — все та же бесстыжая девчонка… хоть завтра снова в пляс пускайся.

Она опустила лицо в ладони и заплакала. Сова молча присела рядом, обняла ее вздрагивающие плечи и, дав слезам выплакаться, попыталась утешить девушку:

— Не надо, Ами, не укоряй себя. В произошедшем твоей вины нет… за что ты казнишь себя? за то, что чудом осталась жива?

— За что? Я скажу тебе, за что. Сова, мой ребенок умер. — Губы Амариллис искривились, она с трудом подавила рыдание. — Он был… так долго был во мне… я знала, какие он любит песни, и что жареную рыбу терпеть не может, и он ворочался, и толкался… А теперь я ничего не чувствую, Сова… ничего. Мой ребенок мертв, а я так и не поняла, чего же мне жаль — его ли? или умершей во мне матери? — Амариллис прижала ладонь к груди. — Так пусто здесь… так пусто. Даже не больно.

— Послушай меня, — Сова говорила медленно, обдумывая каждое слово, — я не знаю, правильно ли делаю, что рассказываю тебе от этом… но и смолчать не могу. Твой ребенок жив. Выслушай сперва. Я такими словами не бросаюсь. Довольно и того, что мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы перехитрить твое тело; твоя грудь знала, что ребенок жив, и голоден — и старалась вовсю. И еще. Сыч неделю назад вернулся из Эригона, помнишь, он привез тебе илори и целую гроздь зирэ — ума не приложу, где он ухитрился их добыть, после тихого-то ветра… Так вот, в городе только и разговоров о счастье дома Миравалей — говорят, жена ратманова сына благополучно переждала отраву у манорской родни, там и разрешилась от бремени долгожданным сыном. Эригон всегда отличался вольными нравами, но не настолько же, чтобы второй женой обзаводиться — при беременной первой; все-таки не Шаммах.

Амариллис выслушала Сову молча, покусывая губы; потом она рассеянно потянула тесемку, стягивающую ворот легкого платья, распустила ее и подошла к кровати, уже застеленной хлопотливой брауни. Все так же молча девушка улеглась поверх покрывала, отвернувшись от окна; она поджала колени к животу и сказала глухим, как будто не своим голосом:

— Я не пойду гулять. Можно, я побуду одна? — и, когда Сова уже выходила из ее комнаты, Амариллис прибавила:

— И я никого не хочу видеть, кроме тебя. Никого. Никого. Никого… — и потянула на голову покрывало.

Она не выходила из комнаты еще неделю. И ни с кем, кроме Совы, не встречалась. Когда же та упомянула имя эльфа, откладывавшего свой отъезд, не решающегося уехать, не повидавшись с Амариллис, то она отчаянно замотала головой, отвернулась от Совы и беззвучно заплакала.

— Да что с ней такое?! — в сердцах спросил Сыч, видя растроенное лицо жены, спускавшейся из комнаты Амариллис. — Что, передумала жить?!

— Не горячись. — Хэлдар подошел к другу; оседланный Искрень уже ждал эльфа у крыльца. — Совушка, что скажешь?

— Скажу, что она почти здорова… телесно. Еще месяц, и хоть снова на сцену. Но что у нее в душе творится… ох, и подумать страшно. Ты прав, Сыч, жить она не хочет. Но вовсе не из-за того, что неблагодарна. Она не может простить — ни себя, ни тех… ни нас. Хэлдар, мне жаль, но пока ты здесь, она не поправится. Она боится тебя.

Хэлдар ничего не ответил, только согласно кивнул головой; на прощание он расцеловал Сову, крепко стиснул руку Сыча… тот, в свой черед, сжал друга в своих медвежьих объятиях; и они расстались.

Глава семнадцатая. Линьяж

— Господин Арчеш, право, не стоит так волноваться… — вдова умильно улыбалась, заглядывая в глаза всерьез обеспокоенного старика. — Девочка она сильная, выносливая. Другие криком кричат, слезами заливаются, а она знай ходит себе да пританцовывает. Она справится… а если вы будете так переживать, я заставлю вас выпить успокоительного! — и она шутливо погрозила пальцем. Шутка ее, впрочем, не имела даже тени успеха; Арчеш мрачно посмотрел на нее и продолжил мерять шагами гостиную.

— Сильная, говоришь… — наконец, старик прервал молчание. — может быть, и так. Но я все же предпочел бы видеть рядом с нею хорошего врача. Или хотя бы знающую повивальную бабку. Клеми, — обратился он к экономке, — помнится, ты говорила, что в Озерках есть такая?

— Как же… — заторопилась с ответом женщина — есть. Сестра моя старшая, она еще в школе обучалась… Господин Арчеш, позовите ее!

— М-да… а ну их, обычаи эти! — старик решительно повернулся к экономке. — Вели повозку запрячь. Я сам за ней поеду… так вернее будет, — добавил он, покосившись на вдову.