Алмаз темной крови. Танцующая судьба

— Это верно, — капитан сопнул носом и напыжился от гордости, — цверги — исстари хозяева жил, рудою богатых, звонкозвенящих металлов, в жарком горниле рожденных, хранители древних секретов, тех, что кроме нас, знают лишь молот да наковальня…

— А гномам вы что оставили? — поинтересовалась сидящая поодаль на палубе Рецина, — Торговлишкой пробавляться?

— Гномы для бабских побрякушек камушки ищут, пылью гранильной дышат, да на денежных мешках сидят, ростовщики треклятые! — и капитан с нарочитым презрением сплюнул за борт.

— Понятно. А чем вам этот парнишка не угодил? — спросила Амариллис, не любившая недоговоренностей.

— Хе… если б он только мне не угодил! Он ведь гномов выкормыш, именно так. Малым робятенком попал к длиннобородым, семья, знать, бездетная была, вот и польстились на этого… то ли украденного, то ли в рабстве рожденного. А как старшой — то там помер, родственнички его и отправили восвояси, катись, мол, горошком… Не, мы его честь честью приняли, к семье работящей приписали, одежонку, инструмент какой-никакой справили. А он? Знали бы вы, что он нам вместо благодарности выдал!

— Неужто обокрал кого? — невозмутимо протянула Рецина.

— Ну, если б так, он бы счас дерьмо одной рукой собирал. Не, он вместо того, чтобы делу учиться, да пользу семье приносить, за старое принялся — камешки гранить, узоры каки-то из проволок плести, деревца выделывать со слюдяными листиками… тьфу! порченый, одно слово. И ведь не дурак же, не бездарь — как сядет над своей наковаленкой, откуда что берется, и усердие, и терпение… а в кузню придет — как подменят его: то молот мастеру на ногу уронит, то ошпарит кого… Уж мы и пороли его, и добром уговаривали — все попусту… Не, вы гляньте на него! — и капитан вытянул короткий толстый палец в сторону.

Паренек, прибрав на палубе, уселся неподалеку и усердно гнул блестящую проволоку, оформляя контуры какой-то фигуры.

— Вот блажной-то! Неймется ему! И за что мне этакая морока…

— Да ладно вам, капитан, — и Амариллис постаралась улыбнуться послаще, — пусть его забавляется.

Когда восточный берег Каджи уже заметно приблизился, к короткоусому цвергу подошла Рецина. Глядя куда-то вдаль, она невзначай поинтересовалась:

— Что, сильно они тебя пороли?

— Да уж как умели… — и паренек виновато улыбнулся.

— А почему тебе колечко Амариллис глянулось?

— Да как же, госпожа… это ж алмаз темной крови, редчайший камень! — юноша даже покраснел от волнения, — я такой только раз видел, и то не в продаже! Откуда их орки берут — никто не знает, а они и за золотые горы не скажут.

— И что ж в нем такого? камень как камень, ничего особенного…

— Что вы! Это истинная драгоценность! Алмаз темной крови хранит своего хозяина от смерти в бою… я еще удивился, почему его девушка носит… предупреждает о предательстве, придает сил уставшему. А еще я слышал, что есть легенда, будто все эти камни суть осколки одного огромного самородка, и в минуту смертельной опасности могут передать одному камню силу всего целого.

— Вранье… но красивое. Спасибо за науку… как тебя зовут?

— Где? — горько усмехнулся цверг, — здесь все больше гномьим ублюдком величают, или дармоедом…

— А отец с матерью?..

— Фолькетом они меня звали… подарочком…

— Так слушай, Фолькет. Пришвартуемся мы скоро, а вот разгрузимся уже затемно, это я тебе обещаю. Да еще у пристани подзадержимся ненадолго. Если в какую из наших повозок кто и прошмыгнет — вряд ли мы заметим… а в Эригоне, я слышала, есть ювелиры, охотно берущие подмастерьев, бывших в обучении у гномов… Ну, бывай, — и Рецина, хлопнув оторопевшего паренька по плечу, отошла.

…Никто так толком и не понял, что же такое случилось с лошадями. Уж Лорка и уговаривал их, и улещивал, что твоих красоток, и даже грозился перевести на прошлогоднюю солому — все бестолку. Упрямые животины как белены объелись, хотя где ее взять-то, посреди реки?! В общем, пока выпихивали их с парома, пока заново запрягали в еле выкаченные повозки, да еще у Лиусса что-то бабахнуло в сундуке… Капитан, получивший изрядную мзду, суетился больше всех, покрикивал, помавал руками, и вряд ли замечал что-нибудь дальше своего носа.

Фолькет прятался, как выяснилось, под одеялом Рецины. Когда артисты остановились на ночлег, она живо выпроводила паренька в повозку к Лорке, Орсону, Шонно и Арколю, где ему и предстояло спать до самого Эригона. Молодой цверг никому не доставлял хлопот, держался скромно, но не угодливо, и никогда не упускал случая помочь хоть чем-нибудь. Он вычистил Амариллис браслет Хранителя мелодий, попеняв ей на его исключительную, как он выразился «засаленность», отполировал Рецине весь ее немаленький арсенал, и провел настоящую ревизию всех ювелирных украшений труппы, исключая серебряные колокольцы. Целыми днями он чистил, чинил, напевая себе под нос незамысловатые мелодии.