— Можешь вычеркнуть меня из списка пожилых эльфов. Сейчас мой биологический возраст — примерно тридцать два года… Медицинские же технологии не так плохи в плане продления физической молодости. Это несложно. Разумеется, долго скрывать новые особенности возрастной физиологии эльфов будет невозможно, но это ничего не изменит в плане всеобщего мирового порядка. Мир останется под управлением эльфов — в этом вопросе мы со Светлыми абсолютно единодушны.
Ощущение, что мне на голову свалился весь Изумрудный остров, было так велико, что пересилило желание выскочить прямо на мостовую и попытаться снова сбежать от этого самоуверенного типа. Да какая разница, кто там, чем управляет, честное слово… Понятно, почему теперь так редко можно услышать о смертельных эльфийских дуэлях! Понятно, почему моя сокурсница не скрывала своих намерений относительно вступления в брак со Светлым! Понятно, почему в последние годы стало так много эльфийских детишек!!! Когда у тебя нет вечности в запасе, то естественные инстинкты продолжения рода возьмут верх…
И что же получается, я рисковала жизнью из — за бесполезной кубической аллотропной формы углерода, каковой теперь является Тёмный Камень?! Но если бы это было не так, и Камень по — прежнему оставался бесценной реликвией Тёмных эльфов, что было бы тогда? Неужели для меня всё кончилось бы так же благополучно, как сейчас?.. Даже жутко подумать об этом.
Вот оно, опять чувство протеста! Не обессудьте, милорд Владыка Тёмных, вряд ли я смогу удержать от колкостей свой язычок.
— Знаете, что, милорд?.. Остановите — ка машину, я бы прогулялась без вас, иначе вы услышите много нелестного в свой адрес. Зная о новых особенностях Камня, вы цинично и гадко продолжали разыгрывать комедию с кошачьей горничной?!
Сработала блокировка двери.
— Тайна должна была оставаться тайной, Пэнти. Игра и интрига с твоим участием доставляла мне удовольствие, как любому Тёмному эльфу — не буду скрывать, это у нас в крови. Да, Dоrca Clоch всё же Алмаз, за которым стоит сумма со многими нулями. Теперь успокойся, перестань надувать губки, и перейдём ко второму пункту:
— Воспользовались мной, значит?! И где же теперь Тёмный Камень?
— На своём месте, в новом сейфе, где ж ему быть. На всякий случай.
Лавандовые глаза смотрели так невинно и открыто, что абсолютно не хотелось больше ворошить тему, как же Камень вернулся на своё место, и где теперь все те, кто жаждал его заполучить, и кто им помогал… Понятно, где. Их больше НЕТ. Я уже достаточно хорошо знаю психологию дроу, чтобы правильно трактовать значение слова «обезвредить».
— Зачем было ссылать меня в Ольстер? — Сердилась я. — По моим самым скромным подсчётам, вы потратили на моё образование такую сумму, что из жалования кошачьей горничной компенсировать затраты попросту невозможно.
— Колледж… — продолжал Эрик, прищурившись, — действительно был необходим. Во — первых, у меня было много текущих дел, требующих немедленного вмешательства, а в Ольстере ты находилась под строгим присмотром и в полной безопасности. Я распорядился относительно того, чтобы тебя оттуда не выпускали вообще. Во-вторых, колледж завершил то, в чём ты нуждалась в полной мере. Тебе надо было чем — то занять мозги. Я знаю обо всех твоих успехах, Пантисилея. Ты получила блестящее образование и стала настоящей леди, а мне теперь не к чему придраться. А если будет, к чему придраться — твоя попка отныне в пределах досягаемости. Ты теперь со мной.
Значит, Эрик отдал Алмаз и, скорее всего, когда несостоявшиеся ангелы смерти увезли меня в Ольстер, началась самая обычная ликвидация всех, кто был, так или иначе, причастен к заговору против Тёмных. Я переваривала услышанное, будучи придавленной всей громадой Изумрудного острова.
— Вот как! Вы, верный своей манере, делаете то, что считаете нужным! Это самое поганое объяснение в любви, которое только можно было услышать! Даже от Владыки Тёмных! — Мой голос дрожал от возмущения и ярости.
«Валькирия» остановилась. В пылу праведного гнева до меня не сразу дошёл полный смысл сказанных слов. Но теперь осознание пришло, подкреплённое действиями Эрика, которые не были ему свойственны. Он привлёк меня к себе каким — то, очень человеческим, движением, так, чтобы я могла склонить голову ему на плечо.