— Послушай меня, Пэнти, — отвечала госпожа Грин, вынимая из коробки кофейную пару, — я отнюдь не добрая фея из сказки, и если нам будет суждено общаться и дальше, ты в этом убедишься. Я бываю вспыльчива. Я курю. Оставленная в раковине немытая чашка доводит меня до белого каления — да, это так. Но я присягну тебе на Библии, что не имею отношения к тем тварям, которые окружали тебя на протяжении последнего времени. Я уверена, что этим тварям место на виселице, но вряд ли они туда попадут в ближайшее время, если не попали до сих пор…
Не удивляйтесь словам госпожи Грин насчёт виселицы. По эльфийским законам, за детскую порнографию, растление малолетних или что — то подобное полагалась смертная казнь через повешение. За проституцию совершеннолетних — всего лишь тюремный срок ли штраф. Если Элизабет Кейн не стеснялась заниматься подобным грязным делом в самом центре столицы Ирландии — значит, у неё слишком высокие покровители…
— Так вот, Пэнти. Люди, к которым мы сейчас поедем — преступники, я говорю это открытым текстом, чтобы у тебя не было никаких заблуждений или ложных представлений. Существование такой вот ветви бизнеса дряни Бет, ставит под удар благополучие этих людей, поэтому они должны знать о твоём существовании. Ты расскажешь им
Я последовала этой рекомендации.
— Кто вы, госпожа Грин?..
— Всему своё время, малышка. Зови меня Лоис.
Её тёплая ладонь с нежными, тонкими пальцами, опустилась мне на волосы и погладила их так, как это могла бы сделать моя мама.
— Тебя бы как — то переодеть, на улице холодно… Могу предложить свой плащ, а там будет видно.
Эту авантюрную фразу, «а там будет видно», я впоследствии часто слышала от Лоис, в самых разных контекстах:
— Пицца? Пэнти, кидай туда всё, что есть в холодильнике, а там будет видно, съедобна она или нет…
— Отдать за завалящие изумруды кучу денег?! Да я лучше выйду голая на улицу, а там будет видно и стыдно всем, кроме меня!..
— Ты целовалась с этим юным дурнем, с Билли?! Для начала я откручу ему уши и пришлю родителям, а там будет видно.
Плащ Лоис был мне великоват, но в декабрьскую ночь лучше такая верхняя одежда, чем никакой. Пока я допивала свой кофе, госпожа Грин достала из сумочки айтел и уже звонила кому — то, настойчиво требуя:
— Креван?.. Даже если Уильям уже далеко, пусть разворачивается и едет ко мне снова. Да, я знаю. Да, случилось. Нет, такси исключается. Ты знаешь, я не стану беспокоить по пустякам.
Закончив разговор, она снова обратилась ко мне, положив руку на плечо ободряющим жестом:
— Скоро за нами приедут, Пэнти. Люди, которых ты увидишь, опасны в той же мере, как хищные животные. С ними нужно правильно себя вести — и тогда они спрячут свои клыки. Не бойся ничего. Я рядом.
От взгляда её лучистых голубых глаз, от искренней улыбки и тёплого голоса мне передалось чувство уверенности в том, что действительно, не надо бояться. Я пребывала в этой уверенности, пока мы ехали по ночным улицам в большой и дорогой серой машине с угрюмым насупленным парнем за рулём. Парень не скрывал своего удивления, когда увидел, кто сел рядом с госпожой Грин. Он упорно смотрел в зеркало заднего вида, так что Лоис даже сделала ему замечание:
— Гляди лучше на дорогу, Уильям. Не хотелось бы попасть в аварию.
Угрюмый парень внял наставлению женщины и перестал на меня пялиться.
— Ты не была на Эбби — стрит, Пэнти? — Спросила госпожа Грин, указывая в окно. — Мы проезжаем крупнейший театр Ирландии, Театр Аббатства. Ты знаешь, сколько ему лет?..
— Нет.
— Более четырёхсот шестидесяти. Правда, театр переезжал дважды — один раз еще в двадцатом веке, второй — уже после Сопряжения, в двадцать первом, но все переезды в пределах Эбби — стрит. Великий театр, великая история…
Я никогда не была в театре, билеты слишком дорогие, но мама настаивала, чтобы я смотрела хоть какие — то постановки по сети. Папа в таких случаях морщился и говорил, чтобы она «оставила ребёнка в покое». Не могу сказать, что я была в восторге от просмотров пьес, они казались мне слишком скучными и нудными. Драматургия, наверное, не моё. Куда с большим удовольствием я смотрела балетные спектакли и слушала оперу: музыка меня завораживала и уносила в воображении далеко — далеко, особенно музыка Вагнера.
За разговорами о театре я не сразу заметила, как автомобиль въехал в техническую зону крупного торгового центра, а оттуда свернул в переулок и остановился перед двухэтажным зданием. Лоис взяла меня за руку и пристально посмотрела прямо в глаза.
— Не бойся. — Повторила она. — Идём.
Увы, страхи вернулись — как раз перед внушительной металлической дверью с переговорным устройством. Миновав её, мы с Лоис начали подниматься по узкой лестнице на второй этаж, а угрюмый Уильям остался в машине, наверняка собираясь вздремнуть.