Алмаз твоих драгоценных глаз (СИ)

Например, нигде в другом месте, кроме моего родного дистрикта, не найти иссиня-черного небосклона, заполненного тысячами ярчайших крапинок. Истинная драгоценность – наблюдать бескрайнее небо и миллионы сверкающих звезд. Вероятно, огни больших городов заслоняют сияние небесных светил, потому что в нашей каменной коробке звезды не разглядеть даже в самую морозную зимнюю ночь.

И снег – пушистый и белый, правда, раньше таким он был только в городе, а в Шлаке смешивался с угольной пылью, которая подчас вырисовывала на высоких сугробах причудливые картины. В Дистрикте-2 «природное серебро» исчезает моментально. Чтобы лед не мешал проезжающим машинам, дороги посыпают смесью соли и каких-то непонятных химических веществ. От них снег превращается в густую серую кашу, а носки самых черных сапожек становятся белыми…

Временами я бесконечно сильно скучаю по Двенадцатому и всегда с радостью возвращаюсь на Родину. Здесь я люблю все: от умиротворяющей тишины до вида из окон нашего дома, который сегодня существенно подводит. Подхожу к раме и присматриваюсь. На занесенной снегом скамейке сидит молоденькая девушка. На вид ей не больше пятнадцати, но обреченный взгляд синих глаз делает ее в разы старше. Темная коса перекинута через правое плечо. Даже шапку не надела. Болоньевая куртка цвета «индиго» вряд ли хорошо греет. Говорила ведь Гейлу, что эта вещь не подойдет для морозов Дистрикта-12. Вон как подергиваются худенькие плечики. Замерзла или плачет?

Накидываю пальто, обвязываюсь шарфом и, застегнув сапоги на босу ногу, выбегаю на улицу. Так и есть. Беглянка, вылитая Китнисс в день проклятой Жатвы, изменившей все. Такая же, разве что ростом повыше да с голубыми глазами.

– Дядя Гейл дома? – спрашивает она, едва завидев меня.

– Ушел в лес, – замечаю, как раскраснелась ее кожа. Нет ни перчаток, ни варежек. – Приди ты на пять минут раньше, – молчит и отворачивается. – Слушай, Рута, пойдем-ка в дом. Ты замерзла. Напою тебя чаем с малиной, а то, если заболеешь, твой отец голову с меня снимет.

– Какой из? – понуро задает вопрос она.

– Да оба, – делать нечего – присаживаюсь рядом с девочкой и, стянув с себя шарф, набрасываю ей на голову. – Так, по крайней мере, ты отит не заработаешь.

– Да какая уж теперь разница? – произносит она, но шарф все-таки не снимает. – Знаешь, оказывается я – ошибка юности Победительницы Семьдесят четвертых Голодных игр – Китнисс Эвердин и Героя революции – Гейла Хоторна.

– Прежде чем осуждать кого-то, возьми его обувь и пройди его путь, попробуй его слезы, почувствуй его боль. Наткнись на каждый камень, о который он споткнулся. Судить всегда легко. Твоей маме было столько же, сколько сейчас тебе, когда она стала добровольцем, а до этого еще и успела потерять отца, испытала на себе, что такое голод и лишения. Ты даже не представляешь, сколько раз на арене она была на волосок от смерти, а потом ради Прим, миссис Эвердин и человека, которого ты зовешь дядей Гейлом, ей пришлось играть и притворяться.

– Думаешь, она любила его?

– Думаю, она боялась полюбить, потому что не вынесла бы еще одной потери. И в тот день, когда президент Сноу объявил условия Третьей Квартальной Бойни, она сломалась, а Гейл всегда ждал ее. Но ты не можешь быть ошибкой: ты стала спасительницей матери и того, кого всегда называла отцом. Возможно, ты спасла весь Панем.

– Ты знала с самого начала?

– Не с самого, но я догадалась достаточно быстро, хотя долгое время гнала от себя эти мысли. Убедилась окончательно, случайно услышав разговор твоих родителей. В тот вечер я возненавидела их обоих, прямо как ты сейчас. Проклинала и желала им смерти.

– Ты? – Рута качает головой. – Никогда не поверю.

– С годами все меняются. Раньше я была скверной, ревнивой, завистливой, обидчивой и даже временами жестокой. Моя мама показала мне книги – моя свекровь научила меня думать. Думать, прежде чем надувать губы, злиться, плакать и действовать.

– Почему они так долго скрывали правду? – взрывается девочка. – Почему?

– Твоя мама решила, что так будет лучше для тебя. Она захотела защитить свою семью от лишних волнений, и Гейлу пришлось согласиться. Он безумно любил тебя, и, не смотря на то, что не мог быть с тобой каждый день, мыслями ежесекундно был рядом. Ты и без меня это знаешь.

– Но как папа, – говорит она, а я прекрасно понимаю, что она имеет в виду Пита, – смог принять меня? Ведь я была живым напоминанием маминой измены.

– Просто Пит Мелларк – необыкновенный человек. А об остальном тебе лучше спросить его самого.

– Никак не могу решить: какой бы я стала, если бы с самого начала знала, что «папа» живет во Втором, а дома рядом с мамой находится «дядя Пит».

– Никто из нас не узнает этого никогда, но ты на редкость везучая. В моей жизни встречались люди, у которых в Свидетельстве рождения в графе отец стоял прочерк, а у тебя целых два папы, каждый из которых жизни ради дочери не пожалеет.

– Почему ты вышла замуж, зная все это?

– Потому что любила и люблю. Знаешь что, пойдем в дом, и я расскажу тебе одну историю.

– Я знаю наизусть все твои “сказки”.