Алмаз в воровскую корону

— Разговор шел о том, что советская сторона будет добиваться того, чтобы Советскому Союзу вернулись Курильские острова и Южный Сахалин.

— Та-ак. И что же об этом думают союзники?

— В принципе они не против этого решения, но Рузвельт просил поддержки у Черчилля в том, чтобы тогда Советский Союз более активно включился в разгром Японии.

Сталин едва заметно кивнул. Подобный разговор для него не был неожиданностью. Не далее как вчера вечером они с Рузвельтом касались этой же темы, но Сталин не спешил давать обещаний. И американский президент, заметив нерешительность Дядюшки Джо, решил заручиться поддержкой хитрого британского лиса.

— Возможно, мы согласимся на их условия. Пора собирать камни. Что еще?

— Черчилль предложил разделить Германию не на три зоны оккупации, как обговаривалось ранее, а на четыре. Одну зону он предлагает отдать Франции. Он просил Рузвельта поддержать его по этому вопросу в споре с Дядюшкой Джо, — улыбнулся Берия.

Сталин подошел к скамейке и уверенно сел, закинув ногу на ногу. Его спутники продолжали стоять рядом, не решаясь присаживаться без разрешения Верховного Главнокомандующего. Некоторое время Сталин разглядывал нимфу, стыдливо закрывавшуюся руками, затем вытащил изо рта трубку и выбил пепел о край скамьи. Он основательно продул трубку, после чего плавным движением руки пригласил народных комиссаров устраиваться рядом.

Молотов и Берия присели почти одновременно, разместившись по обе стороны от вождя. Вопрос о разделении Германии не был для Сталина неожиданным. Другое дело, что ранее предлагалось разделить Германию на три части, а вот о Франции речь никогда не заходила.

— Этот вопрос нам следует проработать как можно более тщательно, — наконец заговорил Сталин, набивая трубку душистым табачком. — Второстепенных деталей быть не должно. Но на предстоящей встрече наша позиция должна быть такой… Франция не внесла столь ощутимого вклада в победу, чтобы ей предоставлять для оккупации целую зону. — Великий вождь закурил и, пыхнув сладковатым дымом, продолжал: — Впрочем, их условия можно принять, если в будущей Организации Объединенных Наций займет место не только СССР, постоянный член Совета Безопасности, но еще Украина и Белоруссия в качестве полноправных членов сообщества. Думаю, что они согласятся с нашим предложением. В качестве компромиссного решения мы не будем настаивать на членстве в ООН… допустим, Литвы. Было что-нибудь еще интересное в разговорах?

Лаврентий Павлович негромко рассмеялся. Пришло время, чтобы повеселить и Хозяина.

— Черчилль рассказал Рузвельту о том, как он совместно со Сталиным пил прекрасный коньяк и закусывал его бараньими ребрышками. Коньяк привезли с собой вы, товарищ Сталин, а вот ребрышки прекрасно приготовил повар Черчилля Стив.

Сталин невольно хмыкнул:

— Я буду ему признателен. Надо как-то наградить парня.

Иосиф Виссарионович большое значение придавал результатам Ялтинской конференции. Он был глубоко убежден в том, что от того, какие решения будут приняты на ней, во многом зависит дальнейшее мировое устройство. Некоторые позиции были очень принципиальными, и они требовали не только большого дипломатического ума, но и политической дальновидности. Например, очень щекотливым был вопрос о статусе Восточной Европы.

— А что ты скажешь, Вячеслав? — повернулся Сталин к Молотову.

— Мне кажется, что все складывается в нашу пользу, Коба, — отвечал министр иностранных дел, назвав Сталина по партийной кличке. Он был единственным человеком в окружении Верховного, кто имел подобное право. — В приватной беседе Чарльз Болен, один из людей, составляющих ближайшее окружение президента, рассказал о том, что за две недели до Ялты Рузвельт в Овальном кабинете потерял сознание и пробыл в коматозном состоянии около тридцати минут. Состояние его было настолько серьезным, что у него изо рта выделялась слюна.

— Человек он уже немолодой, возраст берет свое. А потом, эта его болезнь ног… Но для нас эта новость благоприятная. Следовательно, во время всей конференции «Аргонавт» он будет больше думать о собственном здоровье, чем о разделе мира. Представьте себе ситуацию, если президент Америки вдруг потеряет сознание перед товарищем Сталиным? — посмотрел Иосиф Виссарионович в глаза Молотову. — И свалится к его ногам.

— Непростая получится ситуация.

— Вячеслав, а Рузвельт случайно не мог заподозрить того, что мы изучаем его психическое состояние? — вновь спросил Сталин у Молотова почти равнодушным тоном.

Однако в действительности дело было не так. Молотов как никто другой знал, что ровное состояние Кобы — всего лишь маска. Сталин был из того редкого типа людей, которые способны скрывать распирающие их чувства.

— Все сделано как надо, Коба, — отвечал народный комиссар иностранных дел. — Когда Рузвельта провозили в инвалидной коляске, то доктор Золотарев стоял рядом и изучал его. Со стороны это выглядело совсем незаметно. По утверждению Золотарева, он только по одним глазам и выражению лица Рузвельта сумел проставить диагноз.

— И что же он сказал?