Алмазная колесница

Комната, расположенная за приемной, тоже ничего примечательного собой не представляла – обычный кабинет значительного лица. Один стол широкий и короткий, перед ним другой – узкий и длинный. В стороне два кресла, для неофициальной беседы с важным посетителем. Книжные полки со сводами законов. На самом видном месте фотографический портрет императора. Единственная необычность, с японской точки зрения, – распятие, висевшее рядом с изображением земного владыки. Ах да, ведь Суга христианин, у него и на шее крестик висит.

Ничего себе последователь Христа, покачал головой Эраст Петрович, но тут же устыдился. Можно подумать, наши боголюбцы не предают и не убивают.

Асагава поплотнее прикрыл шторы, зажег масляный фонарь и подошел к титулярному советнику. Он выглядел взволнованным, даже торжественным.

– Не знаю, найдем ли мы тайник и вообще, чем всё это кончится, поэтому скажу сейчас то, что обязан сказать. Я должен был прийти сюда один. Ведь это наше, японское дело. Мое дело. Но я очень признателен вам, Фандорин-сан, что вы вызвались составить мне компанию. Я верю в вашу догадливость больше, чем в свою. Без вас мне вряд ли удалось бы отыскать рычаг, а вы хитрый. Почти такой же хитрый, как интендант Суга.

Эраст Петрович церемонно поклонился, но инспектор не понял иронии – тоже ответил поклоном, только более глубоким.

– Не думайте, что я не понимаю, насколько ваша жертва выше моей. Если мы попадемся, мне-то что, я всего лишь лишу себя жизни и покрою позором род Асагава, честно служивший закону два с половиной века. Вы же опозорите свою страну и своего государя. Вы очень храбрый человек, Фандорин-сан.

Снова обменялись поклонами, теперь уже безо всякой шутливости со стороны вице-консула, и приступили к поискам. Время было одиннадцать тридцать семь.

Сначала простукали две боковые стены, потом поделили кабинет на правую и левую части. В отличие от энергичного инспектора, шустро обстучавшего на своей половине плинтусы и половицы, перебравшего все предметы на письменном столе и занявшегося книгами, Эраст Петрович почти ни к чему не прикасался. Неспешно прохаживался, светя себе американским электрическим фонариком. Отличная штуковина, самоновейшей конструкции. Луч давала яркий, густой. Когда свет начинал слабеть – с интервалом в полторы минуты, полагалось подкачать пальцами пружину, и фонарик немедленно оживал.

Немного постоял перед портретом. Его величество микадо был изображен в военном мундире, с эполетами и саблей. Юное жидкоусое лицо показалось Фандорину отмеченным печатью вырождения (что было неудивительно, учитывая двадцать пять веков генеалогии), но взгляд у императора Муцухито был пытливый, внимательный. Терпелив, осторожен, скрытен, неуверен в себе, любознателен, поупражнялся в физиогномистике вице-консул. Мастер нинсо, несомненно, увидел бы куда больше, но и этого было довольно, чтобы сказать: молодой венценосец далеко пойдет.

– Я свою половину закончил, – объявил Асагава. – Ничего.

– Желаете поменяться? Извольте.

Фандорин вышел на середину комнаты, сел на стол для совещаний, поболтал ногой. Четверть первого.

Архив – это то, что бывает нужно часто. Вероятнее всего, одно из двух: или рычаг в пределах досягаемости и его можно повернуть, не вставая из-за письменного стола; либо же, наоборот, рычаг расположен непосредственно у входа в секретный отсек. На столе Асагава всё осмотрел самым тщательным образом. Стало быть, второе.

Стен, в которых может быть спрятан тайник, две. Та, за которой приемная, и внешняя отпадают.

Фандорин прошелся взад-вперед, присматриваясь.

Стенные часы пробили один раз.

– Двигали? – показал на них титулярный советник.

– Конечно. – Асагава вытер со лба пот. – Я поделил комнату на квадраты, стараюсь ничего не упустить.

Да, в часах рычага быть не может, размышлял Фандорин. Станет уборщик вытирать пыль, заденет. Или часовщик, отвечающий за завод и корректировку…

– У меня квадраты кончились, – упавшим голосом сообщил инспектор. – Что делать? Попробую еще раз…

Час сорок две. Где же может быть рычаг? Под обоями и плинтусами нет. В книжном шкафу тоже. Картины Асагава тоже приподнимал…

Внезапно Эраст Петрович замер.

– Скажите, вы портрет императора трогали?

– Что вы! Как можно? – Инспектор даже вздрогнул от столь кощунственного предположения.

– Но ведь пыль с него кто-то стирает?

– Эту священную обязанность может исполнять только хозяин кабинета, со всей подобающей почтительностью. У меня в участке никто не посмел бы касаться руками августейшего портрета, что висит над моим столом. Пыль с лика государя вытирают утром, едва придя на службу. Особой шелковой тряпицей, предварительно поклонившись.

– Понятно. Ну так я покажу вам, как открывается т-тайник.

Титулярный советник взял стул, поднес к стене, влез, уверенно взялся за портрет руками. Асагава охнул.

– Вот так, – промурлыкал Эраст Петрович, качнув раму влево. Ничего не произошло. – Ну, тогда вот так.

Качнул вправо – опять ничего. Фандорин потянул портрет на себя. Дернул кверху, книзу. Наконец, вообще перевернул вверх ногами. Бедный инспектор только постанывал.