Алмазная колесница

– Черт! Неужели ошибся?

Эраст Петрович снял императора, постучал по стене. Звук был глухой.

В сердцах привесил портрет обратно – тот эпатированно закачался.

Молодому человеку сделалось стыдно. Не за ошибку, а за то, с какой снисходительной величавостью он давеча протянул свое «поня-ятно». Луч фонарика скользнул по обоям, осветил сверху поперечную перекладину распятья.

У титулярного советника перехватило дыхание.

– Скажите, а кто протирает к-крест? Тоже хозяин кабинета?

Фандорин соскочил на пол, передвинул стул поближе к распятью. Снова вскарабкался.

– Конечно. Уборщик не посмел бы. Он знает, что это священный для вашей религии предмет.

– Угу. Оно и видно…

Символ христианской религии явно пользовался у интенданта меньшим почтением, чем портрет императора Муцухито – на черном дереве скопился тонкий слой пыли.

Эраст Петрович попробовал сдвинуть распятье с места – не вышло. Посветив получше, увидел, что крест не привешен и не вбит, а как бы немного утоплен в стене. Странно! Значит, для него сделана специальная выемка?

Попытался вытянуть. Не удалось. Тогда нажал.

Распятье с едва слышным щелчком ушло в обои глубже, теперь его края торчали не более, чем на дюйм.

Секунду спустя раздался мелодичный лязг, и часть стены проворно отъехала, почти отпрыгнула в сторону, за книжные полки. Открылся темный прямоугольник чуть ниже человеческого роста.

– Есть! Тайник! – крикнул Асагава и испуганно оглянулся на дверь приемной – не громко ли.

Фандорин же механически взглянул на часы: без двух минут два.

Инспектор прочувствованно, чуть не со слезами, произнес:

– Ах, что бы я без вас делал! – И, пригнувшись, нырнул в дыру.

Вице-консула же заинтересовало устройство тайника – в разрезе оно было хорошо видно: под слоем штукатурки дубовая доска, потом пробка. Вот почему простукивание ничего не дало. Рычаг высвобождает мощные стальные пружины, этим объясняется «прыгучесть» перегородки. Интересно, захлопывается она столь же стремительно или нужно прилагать усилие?

Удовлетворив техническое любопытство, Эраст Петрович последовал за сообщником.

Хранилище секретов представляло собой узкую, но довольно длинную, шагов в десять, комнатку, всю стену которой занимал стеллаж. На деревянных полках стояли обычные канцелярские папки разной толщины. Асагава брал их одну за другой, восклицал что-то по-японски и клал обратно. Вице-консул тоже взял одну, потолще. На обложке были выведены иероглифы. Два первых были легкие, Эраст Петрович их узнал: «Восточная столица», то есть «Токио», но дальше шла какая-то тарабарщина.

– Что тут написано?

– «Токийское губернское управление», – мельком глянул Асагава. – Это что! Тут есть министры, члены Государственного Совета, даже – вы не поверите – члены императорской фамилии! У этого человека нет ничего святого!

Он заглянул в тоненькую папочку, стоявшую отдельно, и вдруг покачнулся.

– Ее величество! Да как он посмел? За одно это Сугу нужно предать смерти!

– И что там у него про императрицу? – полюбопытствовал Фандорин, заглядывая через плечо японца.

Ничего интересного на листке не увидел – какая-то записка все теми же иероглифическими каракулями, но инспектор невежливо оттолкнул Эраста Петровича локтем.

– Сам не прочел и вам не дам! Какая гнусность!

Трясущимися пальцами он изорвал в мелкие клочки записку и еще несколько бумажек, хранившихся в папке.

– Послушайте, две минуты третьего, – показал ему часы титулярный советник. – Мы не за этим сюда пришли. Где папка с заговорщиками?

По причине иероглифической неграмотности занять себя Эрасту Петровичу было нечем. Пока Асагава рылся на полках, молодой человек посветил фонариком во все стороны. Ничего интересного не обнаружил. Похоже, внутри тайника рычага не было, он открывался и закрывался только снаружи. Под потолком торчали газовые рожки – очевидно, из кабинета можно было зажечь освещение, но нужды в том не было, вполне хватало лампы и фонарика.