Алмазная колесница. Том 2

Сирота перевёл сказанное – очевидно, не все полицейские знали английский.

Японцы как-то странно переглянулись, один седоусый даже крякнул, будто гайдзин сморозил глупость.

– Мы, конечно, попытаемся взять преступников, – вздохнул вице-интендант, – но вряд ли получится. Людей этого сорта почти никогда не удаётся захватить живьём.

Реплика Фандорину не понравилась, в нем с новой силой шевельнулись подозрения.

– Тогда вот что, – заявил он. – Я должен быть в одной из ударных групп. В этом случае даю гарантию, что по крайней мере одного з-заговорщика вы получите не мёртвым, а живым.

– Могу я спросить, каким образом вы это сделаете?

Чиновник уклончиво ответил:

– Когда я был в плену у турок, меня там научили одной штуке, но лучше заранее не рассказывать, сами увидите.

Его слова произвели на японцев странное действие. Полицейские зашушукались, а Суга недоверчиво переспросил:

– Вы были в плену?

– Ну да. Во время недавней балканской кампании.

Давешний седоусый посмотрел на Эраста Петровича с явным презрением. Взгляды остальных тоже никак нельзя было назвать лестными.

Вице-интендант подошёл, великодушно похлопал Фандорина по плечу:

– Ничего, на войне всякое бывает. Во время экспедиции на Формозу гвардейский поручик Татибана, храбрейший офицер, тоже попал в плен. Он был тяжело ранен, без сознания, китайцы взяли его прямо в госпитальной повозке. Конечно, потом, придя в себя, он удавился на бинте. Но не всегда под рукой есть бинт.

Потом он повторил то же самое остальным (Эраст Петрович разобрал имя «Татибана»), а Сирота тихонько объяснил:

– В Японии считается, что самурай не может попадать в плен. Дикость, конечно. Предрассудок, – поспешно добавил письмоводитель.

Титулярный советник разозлился. Повысив голос, упрямо повторил:

– Я должен быть в ударной группе. Настаиваю на этом. П-позволю себе напомнить, что без меня и моих помощников никакой операции вообще бы не было.

Между японцами возникла дискуссия, предметом которой явно был Фандорин, но переводчик изложил суть спора коротко и немного сконфуженно:

– Это… Ну в общем… Господа полицейские обсуждают ваш цвет кожи, рост, величину носа…

– Могу я попросить вас раздеться до пояса, – вдруг обратился к титулярному советнику Суга.

И, подав пример, первым снял китель с рубашкой. Тело у вице-интенданта было плотно сбитое, крепкое, а живот хоть и большой, но совсем не дряблый. Внимание Эраста Петровича, впрочем, привлекли не столько особенности генеральской анатомии, сколько старинный золотой крестик, свисавший на выпуклую безволосую грудь. Поймав взгляд Фандорина, Суга пояснил:

– Триста лет назад наш род был христианским. Потом, когда европейских миссионеров изгнали из страны, а их веру запретили, мои предки отреклись от чужеземной религии, но крестик сохранили как реликвию. Его носила моя прапрапрабабка, донна Мария Суга, которая предпочла отречению смерть. В память о ней я тоже принял христианство – теперь это никому не возбраняется. Разделись? А теперь посмотрите на меня и на себя.

Он встал рядом, плечом к плечу, и стало ясно, зачем понадобилось раздевание.

Мало того, что вице-консул возвышался над соседом на целую голову, так ещё и его кожа сияла явно неяпонской белизной.

– Крестьяне почти голые, – сказал Суга. – Вы будете торчать над полем и сверкать, как заснеженная гора Фудзи.

– Всё равно, – твёрдо заявил титулярный советник. – Я должен быть в ударной г-группе.

Больше его убеждать не стали. Полицейские сгрудились вокруг своего начальника, переговариваясь вполголоса. Потом седоусый громко выкрикнул: «Кусо! Умано кусо!»

Расхохотавшись, вице-интендант хлопнул его по плечу.

– Что он с-сказал?

Сирота пожал плечами:

– Комиссар Иваока сказал: «Навоз. Конский навоз».

– Это он про меня? – вспыхнул Эраст Петрович. – Скажите ему, что в таком с-случае он…

– Нет-нет, как вы могли подумать! – перебил письмоводитель, прислушиваясь к разговору. – Тут другое… Инспектор Асагава спрашивает, как быть с вашим ростом. Крестьяне не бывают такими дырдами. Я правильно сказал это слово?

– Правильно, правильно.

Фандорин с подозрением следил за действиями комиссара Иваоки. Тот отделился от группы, снял белую перчатку и зачерпнул пригоршню навоза.

– Господин Сасаки из отдела особо важных преступлений говорит, что вы настоящий кирин, но это ничего, потому что крестьяне все равно никогда не распрямляются.

– Кто-кто я?

– Кирин – это такой мифический зверь. Как жирафа.

– А-а…

Седоусый подошёл, слегка поклонился и шлёпнул кусок навоза прямо на белую грудь российского дипломата. Тот так и обомлел.

– Ну вот, – перевёл Сирота. – Теперь вы уже непохожи на заснеженную вершину Фудзи.

Комиссар Иваока разамазывал по животу Эраста Петровича жёлто-коричневую дурно пахнущую массу.

Фандорин морщился, но терпел.

Благородный муж
Так чист, что не запачкать
Даже навозом.

Тигр на свободе