Алмазная колесница. Том 2

– Зачем же тревожить его п-превосходительство по пустякам? Большое дело: вице-консул защищает интересы несовершеннолетней жертвы растления. Речь ведь пока идёт только об этом.

И здесь Всеволод Витальевич произнёс весьма опрометчивую фразу.

– Знаете, что такое настоящий патриотизм? – Поднял палец и изрёк. – Действовать на благо Родины, даже если при этом идёшь против воли начальства.

Титулярный советник обдумал эту рискованную максиму. Кивнул, соглашаясь.

– Спасибо за афоризм, я чувствую, что он мне в жизни ещё не раз п-пригодится. Раз так, я, пожалуй, ничего больше вам рассказывать не стану. Буду действовать, как настоящий патриот, то есть без санкции начальства, по собственному разумению. Если что, сам за всё и отвечу. Пока будем считать, что этого нашего разговора не было.

Доронин вспыхнул, вскочил со стула, сорвал с волос сеточку.

– Что за низкую роль вы мне отводите, милостивый государь! Прибыль, значит, пополам, а в случае убытка не извольте беспокоиться? Я русский дипломат, а не биржевой спекулянт!

Бедная Обаяси, испуганная внезапным криком, замерла, прикрыла рот ладонью.

Эраст Петрович тоже поднялся со стула.

– Вот именно, – сухо сказал он, покоробленный «милостивым государем». – Вы дипломат, консул Российской империи, и должны думать не о вашей роли, а о благе отечества.

* * *

Разговор с Локстоном прошёл гораздо проще, без интеллигентских рефлексий.

– Значит, если покровители желтопузого сиятельства берут нас за задницу, я валю все на вас, – резюмировал американец. – Моё дело сторона: поступил вызов от русского консульства, обязан выполнять. Ноты и протесты, Расти, это по вашему ведомству.

– Именно так.

– Тогда я в игре. – Сержант ухмыльнулся. – Засадить настоящего даймё в кутузку – это по мне. Будет знать, как наших девчонок поганить! А если вам удастся прижучить ублюдка Сугу, с меня ящик настоящего бурбона, по доллар девяносто девять бутылка. Ишь, обезьяна, что придумал – белых людей за нос водить. Я со своими парнями, как идиот, стерёг болото, пока он обтяпывал свои грязные делишки. Такого Уолтер Локстон никому не спустит, и уж особенно паршивому косоглазому туземцу!

Поморщившись на американскую манеру отзываться об иных расах, титулярный советник повторил суть:

– Вы ждёте сигнала. Как только Онокодзи в очередной раз явится в «Девятый номер», хозяин подсунет ему полячку. Асагава немедленно даёт вам знать. Вы спешите в бордель, производите арест на месте з-злодеяния. Потом вызываете русского вице-консула и начальника японской полиции.

* * *

«Очередного раза» ждать пришлось недолго.

В тот же вечер в консульство явился рассыльный, принёс официальную записку от сержанта Локстона: несовершеннолетняя особа женского пола, вероятно, являющаяся российской подданной, стала жертвой растления.

Эраст Петрович немедленно отправился на вызов, для вящей формальности прихватив с собой письмоводителя Сироту.

В кабинете начальника муниципальной полиции российские представители узрели препикантную картину. Перед хищно улыбающимся сержантом сидели двое: князь Онокодзи и щуплая девчонка – размалёванная, но с косичками и бантами. Оба задержанных были в совершенном дезабилье. Очевидно, Локстон сопроводил прелюбодеев в участок именно в том виде, в каком они были застигнуты.

Облачение разъярённого даймё состояло из двух полотенец (одно вокруг чресел, второе наброшено на плечи) и шёлковых носков на ремешках-эластик.

Предполагаемая российская подданная была завёрнута в простыню, впрочем, совсем неплотно, и, в отличие от соучастника, особенного волнения не выказывала – вертела во все стороны смышлёным скуластым личиком, пошмыгивала носом, а при виде пригожего вице-консула закинула ногу на ногу и игриво покачала шлёпанцем. Коленка у жертвы растления была тощая, как лягушачья лапка.

– Кто это? – возопил по-английски Онокодзи. – Я требовал присутствия японских властей! Вы ответите! Мой кузен – министр двора!

– Это представитель потерпевшего государства, – торжественно объявил Локстон. – Вот, господин вице-консул, передаю это несчастное дитя на ваше попечение.

Фандорин брезгливо покосился на растлителя и участливо спросил у девчонки по-русски:

– Как тебя зовут?

Та поиграла размалёванными глазёнками, сунула в рот хвост косички и протянула:

– Баська. Баська Зайончек.

– Сколько тебе лет?

Немножко подумав, несчастное дитя ответило:

– Двадцать.

И, что было уж совершенно лишним, дважды показала две растопыренные пятерни.

– Она говорит, что ей двадцать лет? – немедленно оживился князь. – Она ведь про это сказала, да?

Не обращая на него внимания, Эраст Петрович медленно произнёс:

– Очень жаль. Если бы вы были несовершеннолетняя, ну, малолетняя, Российская империя в моем лице защитила бы вас. И тогда вы могли бы рассчитывать на большую к-компенсацию. Вы знаете, что такое «компенсация»?

Что такое «компенсация», Баська явно знала. Она наморщила лоб, пытливо разглядывая титулярного советника. Дёрнула ногой, сбросив шлёпанец, почесала ступню и заявила, глотая твёрдое "л":

– Я соврала пану. Мне четырнадцать лет. – Ещё немножко подумала. – Скоро будет. А пока тринадцать.