Алмазная колесница. Том 2

Глядя в окно на проплывающие во тьме огоньки, Фандорин сам на себя удивлялся. Зачем он ввязался в эту авантюру? Чего ради ставит на карту и собственную честь, и честь своей страны? Страшно представить, каковы будут последствия, если его, российского дипломата, схватят ночью в кабинете начальника полиции. Во имя чего идти на такой риск? Чтобы разоблачить туземного чиновника, который коварно погубил другого туземного чиновника? Да черт с ними со всеми!

Этого требуют интересы России, не слишком уверенно попробовал убедить себя Фандорин. Свалив Сугу, я нанесу удар по партии, враждебной интересам отечества.

Не убедил. Ведь сам всегда говорил, что никакие интересы отечества (и уж во всяком случае, географо-политические) не могут быть важнее личной чести и достоинства. Хороша честь – одевшись трубочистом, шарить по чужим тайникам.

Тогда попробовал по-другому, по-асагавски. Существует Справедливость, Правда, защищать которую – обязанность всякого благородного человека. Нельзя позволять, чтобы рядом безнаказанно совершалась подлость. Попустительствуя ей или умывая руки, сам становишься соучастником, наносишь оскорбление собственной душе и Богу.

Но и высоконравственные резоны при всей своей величавости не очень-то тронули титулярного советника. Дело было не в защите Справедливости. В конце концов, плетя свою интригу, Суга мог руководствоваться собственными представлениями о Правде, отличными от фандоринских. И уж во всяком случае, не следовало себя обманывать – в ночную эскападу Эраст Петрович пустился не ради слов, что пишутся с большой буквы.

Он ещё немного порылся в себе и нащупал-таки истинную причину. Она Фандорину не понравилась, ибо была проста, неромантична и даже унизительна.

«Ещё одну бессонную ночь в ожидании женщины, которая никогда больше не придёт, я не вынес бы, – честно сказал себе титулярный советник. – Что угодно, любое безрассудство, только не это».

А когда паровоз, загудев, подъезжал к конечной станции, вокзалу Нихомбаси, вице-консул вдруг подумал: «Я отравлен. Мой мозг и моё сердце поражены медленно действующим ядом. Это единственное объяснение».

Подумал так и отчего-то сразу успокоился, будто теперь всё встало на свои места.

* * *

Пока на улице встречались прохожие, Эраст Петрович держался от напарника на отдалении. Шёл с видом праздного туриста, небрежно помахивая портфелем, в котором лежал шпионский наряд.

Но вскоре потянулись казённые кварталы, где людей почти не было, ибо присутственное время давно закончилось. Титулярный советник сократил дистанцию, шагая за инспектором почти в затылок. Время от времени Асагава вполголоса давал пояснения:

– Видите за мостом белое здание? Это Токийский городской суд. От него до управления рукой подать.

Фандорин увидел белый трехэтажный дворец довольно легкомысленной для юридического ведомства европейско-мавританской архитектуры. За ним виднелся высокий деревянный забор.

– Вон там?

– Да. Раньше на этом месте располагалась усадьба князей Мацудайра. До ворот мы не пойдём, там часовой.

Влево уходил узкий переулок. Асагава оглянулся, махнул рукой, и сообщники нырнули в тёмный щелеобразный проход.

Быстро переоделись. Инспектор тоже надел что-то чёрное, облегающее, голову повязал платком, низ лица замотал тряпкой.

– Именно так одеваются синоби, – шепнул он, нервно хихикнув. – Ну, вперёд!

На территорию управления проникли совсем просто: Асагава сложил руки ковшом, Фандорин упёрся в них ногой и вмиг оказался наверху; потом помог вскарабкаться инспектору. Очевидно, у полицейских не хватало воображения представить, что каким-нибудь злоумышленникам взбредёт в голову добровольно пробираться в святая святых правопорядка. Во всяком случае, никаких дозорных во дворе не было – лишь справа, у главного входа, прохаживалась фигура в мундире и кепи.

Асагава двигался быстро, уверенно. Пригнувшись, перебежал к приземистому корпусу, выстроенному в псевдояпонском стиле. Потом вдоль белой стены, мимо длинной череды слепых окон. У самого дальнего, углового, инспектор остановился.

– Кажется, это… Помогите-ка.

Обхватил Фандорина за шею. Одной ногой ступил на полусогнутое колено вице-консула, другой на плечо, ухватился за раму, чем-то там скрипнул, щёлкнул – и форточка отворилась. Асагава подтянулся, весь будто всосался в тёмный прямоугольник, так что снаружи осталась лишь нижняя часть тела. Потом и она исчезла в форточке, а ещё через пару секунд окно бесшумно распахнулось.

Прежде чем проникнуть в здание, Эраст Петрович для порядка отметил время: семнадцать минут двенадцатого.

Устройство японской уборной показалось ему странным: ряд низеньких кабинок, которые могли прикрыть сидящего человека разве что до плеч.

В одной из деревянных ячеечек Фандорин и обнаружил Асагаву.

– Советую облегчиться, – сказала самым непринуждённым тоном чёрная голова с белой полосой вдоль глаз, – Перед рискованным делом это полезно. Чтоб хара не трепетала.