Алмазная колесница. Том 2

Ничего интересного на листке не увидел – какая-то записка все теми же иероглифическими каракулями, но инспектор невежливо оттолкнул Эраста Петровича локтем.

– Сам не прочёл и вам не дам! Какая гнусность!

Трясущимися пальцами он изорвал в мелкие клочки записку и ещё несколько бумажек, хранившихся в папке.

– Послушайте, две минуты третьего, – показал ему часы титулярный советник. – Мы не за этим сюда пришли. Где папка с заговорщиками?

По причине иероглифической неграмотности занять себя Эрасту Петровичу было нечем. Пока Асагава рылся на полках, молодой человек посветил фонариком во все стороны. Ничего интересного не обнаружил. Похоже, внутри тайника рычага не было, он открывался и закрывался только снаружи. Под потолком торчали газовые рожки – очевидно, из кабинета можно было зажечь освещение, но нужды в том не было, вполне хватало лампы и фонарика.

– Есть! – выдохнул инспектор. – На корешке написано «Окубо». – Лихорадочно зашелестел листками. – Вот мои пропавшие донесения, все три! А это рапорт начальника полиции из города Кагосима. Он докладывает, что, по агентурным сведениям, в Токио отправился мастер фехтования Икэмура Хёскэ с двумя учениками. Приметы; сорок пять лет, шрам слева на шее и у виска, левая рука скрючена. Прозвище – Камиясури, Наждак, потому что рукоятку меча он оборачивает наждаковой бумагой – правая ладонь у него крепче железа. Это он, Сухорукий! Погодите, погодите, тут ещё… – Асагава вынул один за другим три листка, исписанные тушью странного бурого цвета. – Это присяга. Написано кровью. «Мы, нижеподписавшиеся, клянёмся честью не пожалеть своей жизни во имя высокой цели – истребить подлого изменника Окубо…» Таких документов три. На одном шесть подписей – это шестёрка, убившая министра. На втором три подписи, первая – Икэмуры Хёскэ. Наши сацумцы! На третьем четыре подписи. Значит, была ещё одна группа, оставшаяся необнаруженной. Тут есть имена, теперь злоумышленников будет нетрудно найти, пока они ещё чего-нибудь не натворили… Мы победили, Фандорин-сан! Суга в наших руках! С этими клятвами, с украденными донесениями мы сможем его прижать!

– Он и так был в наших руках, – хладнокровно заметил Эраст Петрович. – За этот милый архив ему не сносить головы, даже безо всяких з-заговоров.

Асагава покачал головой:

– Неужто вы думаете, что я позволю всей этой мерзости выплеснуться наружу? Здесь столько грязи, столько семейных тайн! Прокатится волна самоубийств, разводов, скандалов, позорных отставок. Нет, хуже! Новый министр заберёт архив себе, объявит, что уничтожил, но самое пикантное сохранит – на всякий случай.

– Что же делать?

– Мы с вами уничтожим всю эту отраву. Не читая.

– Б-благородно, – признал Фандорин, который не смог бы насладиться японскими тайнами, даже если б у него и возникло подобное желание. – А что это за значки? На иероглифы непохоже.

Он показал на лист бумаги, лежавший на самом дне папке. Посередине там был изображён кружок, в нем странная загогулинка. От кружка тянулись линии к другим кружкам, помельче.

– Да, это не иероглифы, – пробормотал инспектор, вглядываясь. – Во всяком случае, не японские. Подобные письмена мне попадаются впервые.

– Похоже на схему заговора, – предположил Фандорин. – Притом зашифрованную. Хорошо бы узнать, кто это отмечен центральным к-кружком?

– Должно быть, Суга.

– Вряд ли. Он не стал бы обозначать самого себя какой-то закорючкой, просто нарисовал бы пустой кружок, и всё.

Прижавшись друг к другу плечами, они склонились над загадочной схемой. Асагава, видимо, надышавшись пыли, чихнул, да так громко, что низкий свод отозвался оглушительным эхом.

– Вы с ума сошли! – шикнул на него Фандорин. – Тише!

Японец беспечно махнул рукой и ответил, не понижая голоса.

– Какая разница? Теперь можно не прятаться. Как только уничтожим лишние документы, я сам вызову дежурного и объявлю, что…

Он не договорил.

Безо всякого предупреждения, с уже знакомым металлическим звоном, потайная дверь захлопнулась. Стена слегка дрогнула, и в комнатке сделалось тихо-тихо, как в склепе.

Первая реакция Эраста Петровича была чисто нервной – он взглянул на часы. Они показывали восемнадцать минут третьего.

Два восемнадцать
Или два девятнадцать —
Не все ли равно?

Пелена с глаз

Несколько минут угодившие в капкан взломщики вели себя совершенно естественным и предсказуемым образом – стучали кулаками в непроницаемую перегородку, пытались нащупать пальцами шов в стене, искали какую-нибудь кнопку или рычаг. Потом Фандорин предоставил метаться напарнику, а сам сел по-турецки на пол.

– Б-бесполезно, – сказал он ровным голосом. – Никакого рычага здесь нет.

– Но ведь как-то дверь закрылась! В кабинет никто не входил, мы услышали бы – я запер задвижку!

Эраст Петрович объяснил: