Алмазная колесница. Том 2

– Что у министра много ненавистников, особенно среди южного самурайства, не секрет. В Японии политические покушения происходят почти столь же часто, как в России. Правда, у нас сановников убивают революционеры, а здесь реакционеры, но, как говорится, хрен редьки не слаще – обществу и государству равный вред что от левых зилотов, что от правых. Окубо – ключевая фигура в японской политике. Если фанатики до него доберутся, переменится весь курс, всё направление развития империи, и притом в крайне опасном для России смысле. Видите ли, Фандорин, министр Окубо – сторонник эволюции, постепенного развития внутренних сил страны под жёстким контролем правительства. Это дрессировщик, который щёлкает кнутом и не позволяет тигру вырваться из клетки. Тигр – это наследственная, глубоко укоренённая воинственность здешнего дворянства, а клетка – Японский архипелаг. Из-за чего развалился пресловутый триумвират трех туземных корсиканцев? Из-за вопроса о войне. Могущественная партия, которую возглавлял любимый герой нашего Сироты маршал Сайго, хотела немедленно завоевать Корею. Окубо тогда одержал верх над своими оппонентами, потому что он умнее и хитрее. Но если его убьют, неминуемо возобладают сторонники быстрого развития за счёт экспансии, поэты великой азиатской империи Ямато. Хотя на свете, ей-богу, и так уже слишком много империй – того и гляди все они пересобачатся между собой и вопьются друг другу в волосья стальными когтями…

– Постойте, – хмурился Фандорин, открывший было свою кожаную книжечку, предназначенную для сбора сведений о Японии, но пока ещё ничего не записавший. – А что России за дело? Ну, напали бы японцы на корейцев, нам-то что?

– Це-це-це, какие ребяческие речи, а ещё дипломат, – укоризненно поцокал языком консул. – Учитесь мыслить государственно, стратегически. Мы-то с вами уже давно империя, а империям, душа моя, есть дело до всего, что происходит на земном шаре. До Кореи тем более. Для японцев Корейский полуостров станет не более чем мостиком в Китай и Маньчжурию, а туда мы и сами давно уже целимся. Неужто не слышали о проекте создания Желтороссии?

– Слышал. Но мне эта идея не нравится. Ей-богу, Всеволод Витальевич, нам дай Бог в своих внутренних проблемах разобраться.

– Не нравится ему! – хмыкнул консул. – Вы на царской службе состоите? Жалование получаете? Так вот и извольте выполнять свою работу, а думать и отдавать приказы будут другие, кому это по должности вверено.

– Да разве можно не д-думать? Вы и сами-то не очень похожи на бездумного исполнителя!

Лицо Доронина стало жёстким.

– Тут вы правы. Я, разумеется, думаю, имею собственное суждение и по мере сил стараюсь доводить его до начальства. Хотя, конечно, иногда хочется… Впрочем, не ваше дело, – разозлился вдруг консул и дёрнул рукой, отчего запонка полетела на пол.

Служанка села на колени, подобрала золотой кружок и, поймав руку консула, привела манжету в порядок.

– Домо, домо, – поблагодарил её Всеволод Витальевич, и девушка улыбнулась, обнажив кривые зубы, ужасно портившие её довольно смазливое личико.

– Сказал бы ей кто-нибудь, чтоб улыбалась, не раскрывая губ, – не удержавшись, вполголоса заметил Фандорин.

– У японцев другие понятия о женской красоте. У нас ценятся большие глаза, а у них узкие. У нас форма зубов, а у них только цвет. Неровность зубов – признак чувственности, считается весьма эротичным. Как и оттопыренность ушей. Ну, а про ноги японских красавиц лучше вообще не говорить. От привычки к сидению на корточках большинство женщин здесь кривоноги и косолапы. Но есть и отрадные исключения, – прибавил вдруг Доронин совсем другим, ласковым тоном и улыбнулся, глядя поверх плеча Эраста Петровича.

Тот оглянулся.

В дверях японской комнаты стояла женщина в изящном бело-сером кимоно. В руках она держала поднос с двумя чашками. Белокожее улыбчивое лицо показалось Фандорину необычайно милым.

Женщина вошла в гостиную, бесшумно переступая маленькими ступнями в белых носках, и с поклоном предложила гостю чаю.

– А вот и моя Обаяси, любящая меня согласно подписанному контракту.

Эрасту Петровичу показалось, что нарочитая грубость этих слов вызвана смущением – Всеволод Витальевич смотрел на свою конкубину взглядом мягким и даже нежным.

Молодой человек почтительно поклонился, даже щёлкнул каблуками, как бы компенсируя доронинскую резкость. Консул же произнёс несколько фраз по-японски и прибавил:

– Не беспокойтесь, она по-русски совсем не знает. Не обучаю.

– Но почему?

– Чего ради? – слегка поморщился Доронин. – Чтобы она после меня вышла по контракту за какого-нибудь морячишку? Наши Нахимовы очень ценят, если «мадамка» хоть чуть-чуть умеет болтать по-русски.

– Вам-то не все равно? – сухо заметил титулярный советник. – Ей ведь нужно будет как-то жить и после того, как ваша к-контрактная любовь завершится.

Всеволод Витальевич вспыхнул: