Алмазная лихорадка

Я ткнула пахнущее гарью дуло под нос Трофиму и посмотрела ему прямо в глаза. Это был решающий момент — в моем взгляде он должен был отыскать могильную тьму и равнодушие вечности. Такие взгляды мне всегда удавались. Если можно так выразиться, в очах молодой привлекательной женщины они наиболее эффективны, потому что вам начинает казаться, что вы столкнулись с особенно мерзким монстром.

Что-то похожее испытал и Трофим, который почувствовал себя непривычно неуютно. Одно дело — быть хищником, приводящим окружающих в трепет, и совсем другое — переместиться в категорию жертвы, которой походя отстреливают кусочек уха и обещают вечный покой и адские муки.

Трофим не был готов к смерти — я поняла это сразу. Наверное, у него оставалось еще много интересных и неотложных дел на этой грешной земле.

— Убери пушку, — гнусаво проговорил он. — Как я буду звонить?

Я не торопилась. Нежно поглаживая пальцем спусковой крючок, я бросила через плечо:

— Анатолий Витальич! Вы с Чижовым пока погуляйте. А мы закончим наши дела… Кстати, неплохо было бы захватить вам сюда наручники!

Капустин немедленно направился к выходу. Чижов задержался на пороге и сделал мне ободряющий знак рукой. Трофим, не шевелясь, продолжал хмуро созерцать мою руку, сжимающую пистолет. Лицо его оставалось бледным, и это был обнадеживающий признак. Я убрала оружие и передвинула телефон поближе. Не глядя на меня, Трофим снял трубку и набрал номер.

— Это из двадцать пятого, — отрывисто сказал он. — Там мои ребята сидят — пускай Вадим ко мне подымется… Чего не сплю? Не спится! — он положил трубку.

Я бросила ему полотенце и велела вытереть с лица кровь.

— Кресло разверни! — приказала я. — И сядь левым боком к двери. Ухо зажми полотенцем — в случае чего скажешь, что застудил. Смотреть будешь на меня — я встану за шкафом и буду следить за каждым твоим движением. Если мне хоть что-то не понравится — пристрелю обоих!

Трофим молча выполнил все требования. Я спряталась за шкаф, направив ствол пистолета ему в лоб. Раздался короткий стук в дверь.

— Заходи! — сказал Трофим и, едва вошедший переступил порог, быстро прибавил: — Значит, так, Вадим! Бери сейчас всех ребят и езжай на Ключи! Пока наших не найдешь — не возвращайся, понял? Ты все понял, не слышу?! — Он, не поворачивая головы, скосил злые глаза на невидимого мне Вадима.

— Да понял я! — удивленно сказал Вадим. — А тут как же?

— Тут я останусь, — отрезал Трофим.

Подручный его несколько секунд молчал, а потом не совсем уверенно произнес:

— А чего случилось-то?

Лицо Трофима исказилось:

— Не твое собачье дело! Делай, что сказано!

— А где Чапа? — упрямо не отставал Вадим.

— Вышел! — бросил Трофим. — Ну, долго еще будешь базарить?

Вадим замялся:

— Может, это… шеф… Может, одного пацана оставить все-таки? Мало ли что…

Я нахмурилась и отрицательно покачала головой. Трофим с ненавистью посмотрел на меня и гаркнул:

— Вали отсюда! Тебе сказано — бери всех и дуй на Ключи! Тебе что — на лбу записать?!

— Да понял я, — недовольно буркнул подозрительный Вадим и вышел, хлопнув дверью.

Я подождала еще несколько минут, пока с улицы не донесся удаляющийся шум автомобильного мотора, и покинула свое укрытие.

— И откуда только берутся такие стервы? — делано удивился Трофим, с отвращением разглядывая испачканное кровью полотенце. — Таких, как ты, нужно топить в раннем детстве — как котят!

— Твое предложение немного запоздало, — хладнокровно ответила я. — И мне не нравится твой тон. Если ты и дальше будешь им злоупотреблять — я, пожалуй, отстрелю тебе язык.

Трофим опять зажал раненое ухо и тоскливо пробормотал:

— Ну, ничего… Рано или поздно… Ничего, посмотрим…

В номер осторожно заглянул Чижов. Я кивнула ему. Они вошли вместе с Капустиным и выжидательно уставились на меня.

— Принесли, что просила?

Чижов вытащил из кармана наручники.

— Прикрепите нашего друга к трубе, Чижов, — попросила я. — Он все еще социально опасен.

Чижов, ухмыльнувшись, подступил к сидящему в кресле бандиту и защелкнул у него на запястье наручники. Действовал он, естественно, одной рукой и вдобавок был введен в заблуждение покорным видом Трофима. Следствием этого стал довольно неприятный инцидент.

Трофим нехотя поднялся с кресла. Наручник перехватывал его левую руку. Правую, с зажатым полотенцем, он продолжал держать возле уха. Шагнув за Чижовым, он внезапно и резко ударил его по сломанной руке и, когда тот, охнув, согнулся от боли, толкнул его на меня и бросился к двери.

Я поддержала падающего Чижова, но момент был упущен. Трофим, как снаряд, летел к выходу, и, чтобы остановить его, оставалось только стрелять, чего мне совершенно не хотелось делать.

И в это мгновение Капустин совершил, может быть, самый мужественный поступок в своей жизни. Он все это время стоял в стороне с таким отрешенным и меланхолическим видом, что его как участника наших игр никто всерьез не принимал. Трофим, по-моему, вообще его не видел, и это было его трагической ошибкой.