Алмазная пыль

Тетя Маша. Ну, вот и отлично! Давай сюда! Вот так. (Выливает бутылку в сапог.) Степочка! Тащи, дружок, еще бутылочку! Еще две! Две тащи! Постой, тебе самому не откупорить – Катя, помоги ему.

Выливает еще две бутылки. Сапог растягивается в вышину.

Давай еще две.

Мать (тревожно). Может быть, одной довольно? Эдакая прорва… Ну и размер…

Тетя Маша. Лей еще! Вот так, за здоровье прекрасных мужчин! Ура! Пью первая!

Профессорша. Я! Я первая. Я не могу пить после вас! У вас во рту, наверное, всякие молекулы… Мне не поднять… Помогите… Подоприте снизу…

Тетя Маша поднимает сапог за каблук, вино выливается на профессоршу.

Профессорша (захлебываясь). Ай, тону! Тону! У меня очки всплыли! Спасите! Я жить хочу!

Петр Николаевич рыдает у нее на плече.

Мать (Маше). Что ты наделала!

Отец. Ужасно! Ужасно! Такую массу вина вылить…

Тетя Маша. Виновата, виновата. Я ведь по вашему же указанию желала услужить, хе, хе. Расскажу вам по этому поводу одну историйку. Факт, но верно. Была, видите ли, одна бригадная генеральша, страшнейшая ругательница; так она, знаете ли, ругалась до такой степени…

Отец. Мари, ле-з-анфан!..[8]

Тетя Маша. Ах, виновата, виновата, не буду!

Петр Николаевич (вытирает жену носовым платком). Едем домой, дружок, ты отдохнешь, просохнешь.

Профессорша (трет глаза и хнычет). Все равно! Очки уплыли… И главное, так вредно после обеда это холодное обливание. Если бы перед обедом, я бы даже была благодарна. И в платье тоже нехорошо. Зачем было делать в платье? Надо было раздеться…

Тетя Маша. Хе! хе! хе! А у нас в полковой конюшне…

Отец. Да вы присядьте, вот сюда, к печке – мигом обсохнете.

Профессорша. Ах нет… Лучше велите полить меня эфиром, чтобы ускорить испарение. Что? Нет? Так я пойду лягу. Простите, господа, я вас не задерживаю ввиду инцидента.

Петр Николаевич. Лили! Лили! Мы у них, а не они у нас.

Профессорша. Ах да, совершенно верно, друг мой. Во всяком случае, благодарю вас, господа, за оказанную мне честь и надеюсь, что и впредь не забудете своим посещением… Чего тебе, Петруша?.. Посещением. Простите за скромную трапезу, но поверьте, что я от души, от души старалась обставить все поприличней, и если не удалось, то прошу прощения. Что, Петруша? Да, да! Мы у них, как говорит мой муж, то есть мы у вас в свою очередь тоже непременно побываем. До свиданья! (Делает эффектный поклон и направляется в Ванину спальню.)

Ваня. Ай, ой! Не туда! Не туда!

Коля. Госпожа профессорша, там Ванина спальня.

Петр Николаевич и Степка подхватывают профессоршу под руки и уводят.

Мать. Эдакий ум!

Отец. Гениальная женщина!

Катя. Но до чего рассеянна!

Тетя Маша. Гм… да. Припомнился мне по этому поводу…

Мать. Ну, детки, вы теперь пойдите, а мы здесь посидим в своей компании, покурим. Шурочка, приготовь нам кофе.

Отец, Ваня и Коля уходят.

Ну, теперь можно сан фасон[9]. (Закуривают сигары.)

Тетя Маша. Что это у тебя Ваня какой-то хмурый стал?

Катя. Это он все с Андреем Николаевичем своим мужским вопросом занимаются.

Тетя Маша. Это насчет мужского равноправия, что ли?

Мать. Ну да. Совсем с ума спятили. На курсы идут, волосы отпускают; Андрей, дурак, ерунды начитался и моего Ваньку сбивает. Выдать бы их поскорей за хороших жен…

Адъютантка. Я бы никогда не взяла такого молодого человека, который катается верхом, и отпускает волосы, и на курсы бегает. Это так нескромно, так немужественно. Впрочем, Екатерина Александровна, вам, кажется, нравится Андрей Николаевич?

Катя. Гм… да. И рассчитываю, что его можно будет перевоспитать. Он еще молод. Наконец, хозяйство, дети, все это повлияет на его натуру.

Тетя Маша. Дураки! Хотят быть женщинами. Чего им нужно? Мы их обожаем и уважаем, кормим и обуваем… И физически невозможно. Даже ученые признают, что у мужчины и мозг тяжеловеснее, и извилины какие-то в мозгу в этом самом. Не в парламент же их сажать с извилинами-то… Ха! ха! Я бы за Ваньку Сверчка голос подала! Почему же не подать? Ха-ха! Равноправие так равноправие.

Мать. А детей кто нянчить будет?

Тетя Маша. Видно уж, нам с тобой, ха-ха-ха, видно уж, нам с тобой придется. Что ж, повешу саблю на гвоздь, денщиха будет в барабан бить, чтобы дети не плакали, ха-ха! ха! А уж вечерние-то заседания тю-тю, Шурочка. А? Ха-ха-ха!

Мать. Пошли теперь все эти новшества. Мужчины докторшами будут. Ну, посуди сама, позовешь ли ты к себе молодого человека, когда заболеешь?

Тетя Маша. Ха! ха! У нас в полку…