Алмазная пыль

Арданов. Нет, Лизочка, милая, ты знаешь, что я никогда не соглашусь.

Арданова(нетерпеливо). Ну, хорошо, хорошо. Я пойду переоденусь, ведь сегодня гости. (Уходит.)

Арданов(идет за ней). Дорогая. Я всегда знал, что ты святая, а я подлец. Если бы я этого не знал, то наверное не поступал бы так. Ах, я совсем не то говорю. Я так взволнован. (Уходит.)

Серафима(заглядывает в комнату). Ну и слава те Господи. А то уж я совсем расстроилась. И вся дрожу, и вся дрожу. (Зовет.) Лушка! Иди стол накрывать. (Поднимает шляпу с полу, обтирает рукавом и сдувает с нее пыль.) Как он шляпу-то швырнул, так у меня прямо в нутре что-то перевернулось. Верно, становая жила лопнула. (Слушает шарманку, открывает окно и кричит.) Пошел вон. Пошел вон. Чего с утра дудишь? Господа не любят. (Шарманка умолкает.) И шарманки-то нынче не подумавши играют.

Луша(входя). А как же вы, Серафима Ананьевна, говорили – ведь барыня-то вернулись.

Серафима(деланно равнодушным тоном). Ну что же, прогулялись и вернулись, не на улице же им ночевать. А ты бы поменьше разговаривала, лучше было бы.

Луша. Да разве я…

Серафима. Вот то-то и оно. Ты мне что тут давеча натурчала? Как бы я это господам доложила, так тебя бы в один секунд отсюда помелом вымели.

Луша. Ой да что вы, Серафима Ананьевна, да что же я говорила?

Серафима. Ладно, ладно. Передо мной хвостом лисить нечего. Все слышала, мать моя. Благодари Бога, что я слышала, а не кто другой. Что не доносчица я и не сплетница. Меня хоть на дыбу поднимай, уж слова из меня не вытрясешь. Уж, видно, порода такая у меня, не болтущая. Звонит кто-то, поди отвори. (Луша уходит.) О, господи, и народ нынче пошел: плетут, плетут. Выдумать тоже на своих же, на господ.

Уходит. Входит Ворохлова, встревоженная, шляпка на боку, в рукаве носовой платок комочком.

Луша. Обождите, пожалуйста, я сейчас барыне доложу.

Ворохлова. Хорошо, хорошо, милая. Я обожду, обожду. Уж ты только доложи. Скажи на минутку, мол, просят, на одну только минутку. Глафира, мол, Петровна. (Луша уходит.) О, господи. (Вытирает комочком-платком глаза и нос.)

Арданова(входя). Глафира Петровна. Очень рада… Но что с вами.

Ворохлова(косится на уходящую Лушу, ждет, чтоб та ушла.) Голубчик, Лизавета Алексеевна. Не сама я шла к вам, материнское сердце повело. Ухватило и повело. Милая Лизавета Алексеевна. (Вытирает глаза.) Вы одна можете помочь.

Арданов. В чем дело, я рада всей душой. Глафира Петровна, успокойтесь… ради Бога. Что случилось?

Ворохлова. Беда, голубчик, беда. Вот зашла к вам узнать, может, вы что знаете. Ведь Илюшечка-то все к вам бегал книжки читать. Так, может, он вам что и сказал? А? Не говорил ли чего?

Арданова. Ничего не говорил. Я даже не понимаю, про что вы.

Ворохлова(оглядывается). Только вы никому… мой-то убьет, если узнает. Не велел никому говорить… Илюшечка ведь ушел. На рассвете ушел. Палочку взял да котомочку и пошел, и где искать-то его, не знаю.

Арданова. Господи. Да он, может быть, вернется еще?

Ворохлова. Нет, милая, нет, хорошая. Уж когда они этак уходят, они домой не возвращаются. Я думала, может быть, он вам что говорил, а вот и вы ничего не знаете.

Арданова. К сожалению, ничего не знаю. Это и для меня совсем неожиданно.

Ворохлова(вытирая глаза). Илюшечка. Кровинушка моя. Младшенький мой. Мизинчик мой маленький. До того мне жалко его, что и сказать вам не могу, выразить не умею. Все надеялась, хоть и видела, что к тому идет, а все, глупая, надеялась, что образумится, отойдет, к делу приглядится и приспособится. А вот оно что. Илюшечка. (Плачет.) Кровинушка моя. Нет, не вернется он.

Арданова. Глафира Петровна. Голубчик, не плачьте вы так.

Ворохлова(вытирая глаза). Милая вы моя. Только, ради Бога, вы никому. Я ведь и из дому потихоньку ушла, сам-то строго-настрого наказал молчать. Стыдится, верно, людей-то. Что же тут поделаешь. Конечно, ему тоже нелегко.

Арданова. Я никому не скажу, Глафира Петровна. Можете быть спокойны.