Алмазная пыль

– Положила я волосы свои на глаза возлюбленному. «Что видишь ты, возлюбленный мой?» – «Вижу я золотой огонь, сгораю в золотом огне!» Вот отдала я волосы мои в пламя жертвенника твоего… Возьми, Иштар, радость мою!

Выбегает третья жрица. Разорвано платье на ней и спутаны ее волосы. Она кружится и кричит.

– Юношу полюбила я, и был прекрасен возлюбленный мой! Но не отдала я ему уста свои. К пришельцам из-за моря, к чужим, к неведомым пошла и служила желанию их. Любовь моя на жертвеннике твоем! Возьми, Иштар, радость мою!

Все жрицы взывают.

– Иштар, возьми радость нашу, Иштар!

Вбегает четвертая жрица.

– Идут! Идут! На белом верблюде везут его под золотым опахалом. Пурпуром, словно алою кровью, залита одежда его. Иштар ведет его! Иштар! Иштар!

Они хватают факелы и кружатся. А музыка гудит, звенит и ликует.

Шаммурамат. Дайте мне факел! Факел дайте мне! Вот я встречаю тебя, Арей! Вот для тебя зажгла я факел свой, возлюбленный! Ликуйте! Ликуйте!

Входят воины. Впереди тартан Амелсар. Склоняется перед царицей и говорит.

– Повеление твое, царица, раб твой исполнил. Могуч был враг, и как темная стая саранчи покрыли равнину полки его. Но молился я великому Ашуру, и встал Син у правой руки моей, а Шамаш – у левой, и силою сильных поразил я врагов. И бежали, и за белыми горами Синджарскими укрылись. Пыль от ног их подымалась предо мною. Я переловил военоначальников их и отрубил руки их с запястьями из драгоценного золота. Телами врагов своих украсим стены города, и из далекого Сидона прилетят птицы клевать очи их.

Шаммурамат. Царевич? Где же царевич? Или спешил ты, и он еще в пути?

Амелсар. Царевич здесь. Исполнил раб твой повеление царицы своей.

Делает знак воинам, те расступаются и пропускают вперед четырех рабов с носилками, покрытыми пурпурной тканью.

– Царевич здесь. Он мертв.

И все замирают на мгновение. Затем женщины начинают тихо выть, но робко, несмело.

– Эйлану, Эйлану! Горе нам!

Царица окаменела. Входит Слепой халдей и отчетливо громко говорит.

– Вот сказал терафим: «Нет любимых для Иштар. Они только камень жертвенника ее. Но любящим открыты все двери».

– Эйлану! Эйлану! – стонут женщины.

Шаммурамат(очнулась). Ты лжешь. Он жив. Я знаю. Он жив! (И хочет подойти к носилкам, и не смеет.)

Амелсар. Царица! Смеет ли раб твой. Он мертв! Сам вынул я копье из раны его. Он не хотел сдаться нам. Я видел, как бросился он на копье, и видел, как оно пронзило грудь его.

Шаммурамат. Как лжет он! Слышите ли, как лжет он госпоже своей? Возьмите, рабы, возьмите его! Глаза ему вырвите. Ослепите его. Слишком много видел он! Положите царевича Арея на ложе мое. Сюда. Тяжко ранен царевич. Но будет ему хорошо со мною, а мне с ним! (Склоняется к трупу Арея.) Как бледен ты, ясный мой! Уйдите отсюда, рабы мои. Царевич болен. Очень болен царевич. Тише. Тише. Коснитесь легкими пальцами лютней ваших… Дышите в свирели тихим дуновением… Воздух окурите ароматами! Тише. Тише. Уйдите! (Все уходят. Уносят факелы. Красноватый свет их чуть зыблется за сводами. Чуть слышно звенят лютни вдали.) Как бледен ты! На белом верблюде привезли тебя под золотым опахалом! Вот алою кровью, словно пурпуром, залиты одежды твои. Как близко я склонилась к тебе! Теперь ты не оттолкнешь меня… Ласковы руки твои в руках моих, и под устами моими покорны уста. Я сама сниму запястья свои для тебя и отстегну ожерелье и разорву сверху донизу одежду свою… Вот я здесь… Вот близки стали мы…

Голос халдея. И наступает полдень Дзохары, звезды души твоей.

Шаммурамат. Арей! Арей! Уста твои! Уста твои!

Свет гаснет мгновенно.

Вся сцена погружается в мрак и безмолвие. Должно чувствоваться, что проходит время. И вот. Пронесся тихий стон, не то звук струнный. Отзвучал. Погас. Замерцал вдали свет. И видно, что на сцене пусто. Тихо выходит Аторага с факелом в руке. Подходит к ступеням у завесы. Там сидит, скорчившись, Зебиба.