Алмазная пыль

И пока я подбирала слова, Николь вдруг сама взяла меня за руку. Она смотрел мне в глаза – и явно видела что-то. Обо мне? О Грише? О Наде?

Что бы там ни говорил Яков, у меня, кажется, самый бесполезный дар из всех возможных. Как было бы просто все, если б я могла лишь заглянуть в себя и понять, какая дорога правильная…

– Вам нужно ехать на Новогодний бал. Вас пригласили, – только и сказала Николь.

Но то, что мне нужно быть на этом балу во что бы то ни стало, я знала и без нее…

Знать-то знала, но нужно было еще Якова убедить в важности той поездки – а за оставшиеся до Нового года дни я даже не видела его ни разу. На пару с Ариной копалась в своем чемодане, выискивая наиболее приличное платье, и чувствовала себя Золушкой, а Яшу – злой мачехой, которая не пускает меня на бал.

Когда же наряд с горем пополам нашелся, волосы были подвиты и уложены, губы подкрашены, и даже «хрустальные туфельки» очищены от грязи (спасибо прекрасной питерской зиме) – явилась Мачеха и обломала всю малину.

– Куда-то собираешься? – как и неделю назад поинтересовался Яша, застав меня на пороге.

– Собираюсь. И ты меня не остановишь!..

За свою свободу я собралась уж воевать по-настоящему. Но в последний момент углядела, что Яша сегодня причесан и выбрит особенно тщательно – будто на бал собрался. А через руку его перекинут суконный чехол, в каких хранят обычно… дорогие вечерние платья.

– Яша…

Да он не Мачеха, он моя Фея-крестная!

Я простила его моментально. Даже бросилась ему на шею и смачно поцеловала в щеку.

– Яша, ты прелесть! Так мы едем на бал к Вишняковым?!

– Разумеется, едем, – заверил он.

Однако когда я потянулась ручками к суконному чехлу, он ревниво его отодвинул.

– Это не тебе, там мой смокинг.

Чехол он бросил на диван, а меня поманил к себе – чтобы распахнуть одну из дверей и снова представить мне гардеробную комнату, возникшую невесть откуда.

Никогда я не привыкну к этим фокусам…

– Знаешь, какая самая возбуждающая сцена была в «Пятидесяти оттенках серого»? – спросила я, лаская взглядом вечерние туалеты.

Яша приподнял бровь.

– Когда он нежно взял ее за руку и привел… к гардеробу, доверху набитому шикарными платьями! Тебе не понять. Но, поверь, пробирает до костей.

Яша покачал головой, но я увидела улыбку, которую он старательно прятал.

– Собирайся скорее, – поторопил он. – У нас не так много времени.

Я была нескромна. Выбрала броское, винно-красное платье с завышенной по местной моде талией и жестким корсажем, украшенным черной вышивкой и бисером. Юбка у платья была шелковой, летящей, струящейся по ногам, и имела верхний слой из прозрачного черного муслина – и даже небольшой треугольный шлейф, который забавно звенел стеклярусом при каждом моем шаге.

С сотней мелких пуговок помогла управиться Арина, несколько опешившая, когда такая красотища, вот так «вдруг» отыскалась в моем чемодане. Не рассказывать же ей про Ордэне? И Арина же посоветовала вместо жесткого, убивающего желание жить корсета, воспользоваться неким новомодным, о котором она вычитала в журнале у бывшей хозяйки, и который тоже «вдруг» нашла в моем обновленном гардеробе. Длиной он доходил почти что до середины бедра, зато был легким, эластичным и даже позволял свободно дышать – невиданная роскошь, должна заметить.

К платью полагались соболий палантин и белые атласные перчатки выше локтя.

Названый братец на этот раз моему выбору не противился. Оглядел меня придирчиво и кивнул с одобрением.

Да Яша и сам выглядел сегодня как сказочный принц: оказывается, я так привыкла к нему, что и не замечала прежде, как он хорош собой. Тем более облаченный в смокинг и начищенные, блестящие не хуже моего платья, ботинки.

– Изволите сопровождать меня на бал, сударь?

Я с напускной изящностью присела в реверансе – оступилась, правда, и чуть не зацепила каблуком нежнейший муслин шлейфа – но Яша и теперь не стал осуждать. Решил, наверное, что поздновато учить меня манерам.

Он даже поддержал мой игривый настрой:

– К такому платью, сударыня, непременно полагаются бриллианты.

– Бриллианты? – повторила я недоверчиво.

– И жемчуга. Черные жемчуга.

Я насторожилась, а Яша кивком головы указал на то, что давало фору даже хрустальным туфелькам…

Да какие, к черту, туфельки! На кофейном столике, где прежде стояла лишь ваза с веткой рябины, теперь красовался оббитый изнутри бархатом ларец, а в нем – тонкая, хрупкая, воздушная, будто сплетенная из золотых и серебряных нитей – тиара. В вечернем газовом освещении она сияла радужными бриллиантами и переливалась расписным гильошем. Мягко светились перламутром двадцать шесть черных жемчужин. Да, это была Тиара Маргариты.

– Яша… – выдохнула я, забыв вдохнуть. – Как? Откуда?

Впрочем, понятно откуда. Ручаюсь, именно за ней мы отправились в Город утраченного.

– Она настоящая?

– Самая что ни на есть настоящая, – заверил Яша. – Сделанная рукой знаменитого Карла фон Гирса в подарок единственной дочери.

Я не смела даже приблизиться к украшению, чтобы рассмотреть его получше – и настоящим святотатством посчитала, когда Яша запросто взял ее в руки и принялся закреплять в моих волосах…