Алмазная пыль

Что до нас с Гришей – кажется, все закончилось. Не успев толком и начаться. Наверное, это к лучшему: будущего у нас все равно нет. Совершенно точно он не приживется в моем времени, даже если бы я осмелилась рассказать ему правду о себе; а я… нет, я не готова остаться в его прошлом навсегда. Ну что я буду здесь делать? Я даже танцевать не умею, не говоря о том, чтобы прилично вести себя в местном обществе. Единственный раз вышла в свет – и, сдается мне, этот выход будут обсуждать еще долгие годы.

Да и быть полностью зависимой от мужчины, быть человеком, единственная задача которого – обустраивать дом и ублажать мужа, быть безработной и бесправной – нет, это не мое, совсем не мое. Мой первый брак отлично это показал.

Трое детишек… придумала тоже…

Но неужто Гриша правду сказал – что баронесса никогда не изменяла мужу?

Конечно, правду… Он не такой, все они – как Георг или Яков. Он не юлит и не врет, говорит прямо, если есть что сказать. Немудрено, что глупая, глупая Маргарита не верила, что такие вообще бывают. Изо всех сил искала подвох – и нашла! Предпочла поверить на слово его мерзавцу-брату.

Да и не за чем ему лгать: добрая половина Петербурга все равно уверена, что он подлый совратитель чужих жен и паршивая овца в славном семействе фон Гирсов. Так какая разница, что думает о нем глупая уволенная гувернантка, о которой он теперь, наверное, и знать не хочет?

И выходит, эта половина Петербурга ошибается. Ладно Гриша – но такая молва всегда куда больнее бьет по женщине. Могу лишь представить, каково баронессе было те несколько дней – оклеветанной, обвиненной еще и в краже драгоценностей, ненавидимой любимым мужем и всей его семьей. Каково ей было знать, что старый Карл фон Гирс, умирая, считал ее виновницей всех бед семьи.

А началась эта «слава» с того, что ее муж послал шпионов к брату, и те почему-то решили, что дама, навещающая его – баронесса фон Гирс. Почему они так решили? Глупо обознались? Или же дама была так похожа на баронессу, что ошибиться несложно?

Я снова посмотрела на фотографию из Гришиного кармана.

Прежде мне ведь так и не удалось увидеть лица Любови фон Гирс. Я не знала, как она выглядела. А судя по этой фотокарточке, она была похожа на свою сестру Веру, как близнец… Причеши Веру как следует, подкрась, наряди в меха и модную шляпку (тем более, в шляпку с вуалью, без которой приличная женщина едва ли выйдет на улицу) – их родная мать не различит…

* * *

Яков вернулся ближе к полудню второго января. Коротко переговорив с Ариной, сразу метнулся к двери моей комнаты и требовательно постучал:

– Марго! Ну уж нет: очередной хандры я не потерплю! Ежели не явишься в гостиную через три минуты – клянусь, сломаю дверь и выволоку тебя в том, в чем застану!..

Не успел он договорить, как замок моей двери щелкнул. Я вышла к нему одетая в симпатичное легкое платье, которое здесь называли дневным, и даже неплохо причесанная.

– Никакой хандры больше, Яша. Хватит, – пообещала я. – Давай присядем, у меня к тебе небольшая просьба.

В кои-то веки я смогла заинтриговать Яшу, а не он меня.

– Я хочу, чтобы ты поискал в этом своем мире Ордэне информацию о Вере Шараповой. Вера Андреевна – так, кажется, звучит ее полное имя. Она родилась где-то во Франции, в русской семье, и имеет крайне сварливый характер – это все, что я знаю.

– Ты говоришь о сестре Любови фон Гирс? – быстро сообразил Яша. – Считаешь, она причастна к ее смерти?

Я с сомнением повела плечами. Отвечать определенно пока не хотелось, тем более, я отвлеклась, увидев ларец, в котором Яша хранил свою драгоценную тиару. Подошла и откинула крышку – украшение было на месте. Яша куда-то увозил его, а теперь вернул на место.

– Зачем она тебе? – устало спросила я. – И, может, хоть теперь расскажешь, что за спектакль ты разыграл на приеме?

Вторую часть вопроса Яша проигнорировал, а на первую ответил вполне охотно:

– Тиара нужна не мне, а Георгу фон Гирсу. Я же хочу лишь, чтобы ты любым способом, каким угодно, вернулась в его особняк и закончила то, что начала.

Кажется, мой названый брат вздумал шантажировать фон Гирса. Ну, он-то бессмертный, ему можно.

– Яша, я не уверена, что хочу туда возвращаться…

Ответ дался мне нелегко, ведь вернуться в особняк – означало бы вернуться к Наде. И, хоть мы и попрощались, соблазн по-прежнему был велик.

А еще я готовилась услышать, как Яша с горячностью примется говорить мне о долге, о моем так называемом даре, о предназначении и прочей чепухе, которая на самом деле не такая уж чепуха.

Готовилась – но не услышала.

– Я понимаю, – тяжело вздохнув, вполне мирно сказал Яша. – Отрешиться от всего земного, положить жизнь на алтарь борьбы с нечистью… я так легко тебя об этом прошу, словно сам успел забыть, каково это – быть живым. Я никудышный Ордэне, Марго. Тот, кто помогал когда-то провести мою инициацию, сумел убедить меня, что общее благо важнее личного маленького счастья. А у меня это, кажется, не вышло.

Я долго и угрюмо молчала. Потом спросила, наконец:

– Ты нарочно говоришь так – чтобы я почувствовала себя конченой эгоисткой и согласилась стать одной из вас?