Алмазная пыль

– Я тебе сказала тогда неправду, Надя, – через силу признала я. – Хотела бы – да не могу быть с тобой всегда. На это слишком много причин. Но запомни, я буду рядом тогда, когда по-настоящему тебе понадоблюсь. Как в ту ночь, когда потерялась Доротея. Помнишь? Тебе было одиноко, страшно – и я пришла. И всегда так будет, только позови! Но если ты не зовешь, я буду знать, что у тебя все хорошо. Что ты счастлива. Запомнила?

Надя снова кивнула. Сдержалась, чтобы не хлюпнуть носом.

– Мы ведь увидимся еще, Марго?

– Не знаю, – честно ответила я, – никто не знает…

И больше ничего сказать не успела: в соседней зале начали бить часы, отсчитывая последние секунды 1913 года, и дети гурьбой повалили туда – к елке.

Миссис Роджерс без лишних нежностей, крепко, но аккуратно взяла Надю за руку и потребовала:

– Попрощайтесь с madame, Надя.

– Прощайте, madame, – она послушно присела в реверансе.

А после ее увели от меня. Не знаю, может быть, и в самом деле навсегда.

Комната опустела в считанные мгновения… Но когда выбежал последний ребенок, в проеме дверей, к моему удивлению, оказался Гриша. И я, не раздумывая, бросилась к нему, чтобы, как Надя минуту назад, спрятать лицо на его груди.

Глава 21. Пока бьют часы

– Марго… Марго! – Гриша заставил поднять на него заплаканные глаза. – У меня для тебя кое-что есть.

Настроение было скверное, опять хотелось зарыться под одеяло и не вылезать… Но подарки я люблю, а Гриша, кажется, именно что собирался сделать мне подарок.

Я оживилась.

– Я хотел отдать тебе это еще тогда, в квартире Якова, но ты меня прогнала – и правильно сделала, честно говоря! Это тебе, Марго.

Хлюпая носом, я приняла из его рук небольшой сверток в простой бумаге. Но внутри… сегодня мужчины меня определенно балуют. Сперва я искренне восхитилась красотой шкатулки, что была там – и уже потом сообразила, что видела эту шкатулку прежде. В ювелирном магазине при фабрике фон Гирса!

– Ты… ты выкупил ее?! Она же стоит бешеных денег и вообще не продается! Или украл?..

Я обомлела от страха.

А Гриша – расхохотался громко и искренне.

– Чего-чего, а шкатулок я пока еще не крал. Это не произведение искусства руки моего деда – эту я создал сам. Давно… еще в те времена, когда думал связать с ювелирным делом свою судьбу. Кики рассказывала, как ты смотрела на нее в ювелирной лавке, и я вспомнил, что где-то у меня была похожая.

Крохотная серебряная шкатулка, больше похожая на пудреницу, с искусно вырезанными и раскрашенными цветной эмалью розами. Шипы – не толще волоса!

– Но она такая же, как шкатулка вашего деда… – не верила я. – Такая же точно! И стоит бешеных денег! Нет уж, Гриша, я тебя люблю, но дорогих подарков мне уже достаточно, от них одни неприятности…

– Ты меня – что? – Он наклонил голову вбок, чтобы с любопытством заглянуть мне в глаза.

Я прикусила язык:

– Как друга! Люблю, как друга, – заверила я легко и почти искренне.

Выкрутилась.

Шкатулка, забытая, лежала в моей повисшей руке, а голову кружил пряно-горький аромат кардамона. В прозрачных голубых глазах притаилась хитринка, и я сходила сейчас с ума от любопытства – поцелует или нет?

– Жаль, что как друга. А я, кажется – не только. – Гриша качнулся ко мне.

Поцелует.

Я с жаром посмотрела на его губы и сама чуть подалась вперед.

Люблю новогоднюю ночь. Пока бьют часы, можно творить, что душе угодно и целовать – кого угодно. А потом просто сказать, что поддался магии новогодней ночи. Или не сказать. Если смелости хватит.

…Поцеловать меня Гриша не успел. Часы как-то неожиданно перестали бить – загремели фейерверки, затрещали хлопушки, зазвенели бокалы. Грянул пьяный тромбон. Магия кончилась, и творить глупости стало поздно.

Начался 1914 год. Кажется, это был не самый счастливый год в мировой истории.

– С Новым годом, Марго.

– С Новым годом, Гриша.

Я рассеянно отвела взгляд, и он нехотя отступил от меня на полшага.

А может и к лучшему все. Мне сейчас только не хватало закрутить и со вторым братом тоже. Что господин Драгомиров скажет, если узнает о моих похождениях? Он, может, вообще считает, что я невинна, как первый снег…

Нет, к черту все. Хватит с меня глупостей.

Чужие голоса и звуки оркестра как будто усилились – кто-то открыл дверь. Я оглянулась и чуть не простонала от досады: фон Гирс.

– Что тебе нужно? – озвучил мой собственный вопрос Гриша.

Настроен он был враждебно, но хотя бы бросаться на старшего брата больше не пытался.

– Не ты… – столь же враждебно отмахнулся Георг. И ко мне обратился почти миролюбиво: – вы позволите поговорить с вами, m-lle Лазарева? Наедине.

Гриша вопросительно смотрел на меня. А что я? Я устала. И для разговоров, и вообще. Если б Гриша просто вышвырнул Георга отсюда – честно слово, я бы не возражала в этот раз.

– Я буду за дверью, – сказал Гриша, расценив мое молчание по-своему.

Вот уж не думала остаться с этим человеком еще хоть раз наедине. Чудно начинается год…

– О чем же вы хотели поговорить?