Читаем Алмазная реальность полностью

Алмазная реальность

Над головой с истерическим криком пронеслась какая-то яркая птица. Сидевший на противоположной скамье негр что-то сказал своим соседям, те расхохотались. Их ехало с нами девятеро, все чернокожие, жизнерадостные, беспрерывно жующие легкий наркотик кустарного производства под названием «бамба». Один дремал, положив голову на приклад тяжелого пулемета ХМГ — их в большом количестве продавали в Африку американцы со своих старых армейских складов.

До передовой было достаточно далеко, и нам в Шапуту предлагали проделать этот путь на вертолете. Большой пятнистый Ми-37 китайской сборки улетал прямо с крыши пресс-центра, но я отказался, а за мной, помявшись, отказался и Войт. Хотелось прокатиться. Сорок минут на трясущейся тарахтелке или несколько часов по джунглям — есть разница?

Для меня — огромная.

В джунглях, скажу я вам, я чувствую себя на порядок лучше, чем в Новой Москве.

Здесь, во многих километрах от передовой, подстерегает гораздо меньше опасностей, нежели на улицах большого города, тем более такого нелепого и непредсказуемого, как Новая Москва. Леопард, бегемот, крокодил, любая змея ведут себя осторожно, и их поведение можно предугадать.

А как предугадать поведение человека с микрочипами в мозгу?

Как предугадать поведение наркомана, объевшегося Д-8 или «спринтера»?

Как предугадать возможность разборки между двумя молодежными группировками?

— Эй, приятель! — окликнул я того, что комментировал полет птицы. — Слушай, а в тылу часто нападают?

— А как же! — с готовностью ответил тот, сверкая зубами. — Спецотряды коммандос. Три дня тому назад комендантскую роту так расчихвостили! Там, правда, были в основном немцы да арабы из Джибути и Омана, а из них вояки известно какие.

— А из кого хорошие? — полюбопытствовал я.

— Китайцы, русские, арабы из Ирака, курды, — стал перечислять пехотинец.

— Кубинцы, мексиканцы, — добавил его товарищ, тощий и длинный, с большой золотой цепью на шее.

— Насчет мексиканцев я бы поспорил, — возразил мой собеседник. — Хараре из-за них только и сдали.

— Хараре все равно бы сдали, — буркнул тот. — Зато когда нас прижали у Нгулы, только мексиканский батальон и пробился. Я им по гроб жизни благодарен.

— Ну и будь благодарен, а я при своем мнении останусь. Так вот, журналист, — продолжил он, обращаясь ко мне, — тут все вояки в принципе неплохие. Вот только зачем мы все это делаем? Теоретически эту войну нельзя назвать ни освободительной, ни захватнической ни с одной стороны… Я раньше был преподавателем истории в университете, я знаю, о чем говорю. Идет позиционная возня: сдали город — взяли город, наступили — отступили. Шахматы. Даже не шахматы, в шахматах фигуры исчезают с доски безвозвратно, а здесь — возвращаются в подлатанном и освеженном виде. Разбили корпус или дивизию — тут же появляются наемники и чехарда продолжается. В самых удобных местах, при самом идеальном стечении обстоятельств ни разу не было серьезных прорывов. В прошлом августе мы имели все шансы потерять столицу, и что же? Нкелеле свернул наступление. Вот вы журналист, вы можете это объяснить?

— Отсутствие резервов, боязнь оторваться от частей снабжения, ремонтных баз… — предположил я. — В конце концов, усталость…

— Полноте, — махнул рукой негр. — Мапуту лежит перед вами, 13-й и 40-й армейские корпуса бегут без оглядки, бросают технику. Но Нкелеле развернулся и отправился восвояси, чтобы опять продолжать позиционные бои. Еще одна интересная деталь: за всю историю боевых действий ни разу не было мирных переговоров на высшем уровне. Нет, капитаны и даже полковники иногда высылали парламентеров и обсуждали всякие мелочи: забрать раненых, сдать стратегически не важную деревню… А маршалам это не нужно. Маршалы играют в шахматы.

Негр вздохнул и сунул в рот новую порцию «бамбы» из полиэтиленового пакетика. Я подождал, что он еще скажет, но собеседник иссяк и даже, кажется, задремал, срубленный наркотиком. Тогда я достал из рюкзака захваченную из России книжицу Киплинга и углубился в чтение.

Место расположения штаба 2-го армейского корпуса появилось из джунглей неожиданно. Вначале послышалось утробное урчание моторов, потом показалась островерхая бамбуковая башенка с неизменным пулеметчиком, а затем и зеленые штабные шатры. Грузовик сопровождения покатил дальше, а наш бронетранспортер описал изящную дугу на утрамбованной глине плаца и остановился возле шестиколесной ракетной установки.

Я спрыгнул с машины. Войт, потягиваясь, последовал за мной, а Федор, так и не оклемавшийся после вчерашнего, вяло потащил пожитки.

Первое, что бросилось мне в глаза, — большой рукописный плакат на одном из шатров. Крупные русские буквы ярко-зеленого цвета гласили: