После ночи болела голова. Все, что сказал Легба, смешалось в один гудящий ком и громыхало внутри моей черепной коробки. Каталось, отзываясь болью…
Боги, машины, киберы, люди… Все это, словно черное облако, висело надо мной. Плотно окутывало, не давая ощутить легкость человеческой свободы… Я чувствовал себя словно пешка, которая осознала, что она — пешка.
Однако теперь я точно знал, что «своих» и «чужих» в этой войне у меня нет. Есть те, кто убьет меня сразу, и те, кто постарается использовать в своих интересах. Последние были предпочтительнее, потому что смерть однозначна и непоправима, а вот насчет «своих целей»… это мы еще посмотрим.
То, что и Ауи и Нкелеле — сволочи, я знал и без лоа. Однако теперь они были для меня единым существом. Не существом — куклой.
Я ненавидел эту двухголовую куклу так, что черпал из этого страшного чувства силы. Чтобы идти, чтобы думать, чтобы жить.
Мы поднялись на косогор. С вершины открывался довольно неплохой вид. Казалось странным, что на этом месте не установили какого-нибудь автоматического снайпера или хотя бы небольшой пост наблюдения… Впрочем, территория нейтральная. Любой сколь-либо значимый пост или огневая точка становились лакомым кусочком для разъездных отрядов той или иной воюющей стороны.
— Мой генерал… — Абе указал рукой куда-то на линию горизонта.
Я посмотрел в указанном направлении и подивился зоркости глаз моего денщика.
Там, километрах, наверное, в трех, в небе лениво поднимались дымки… Местные жители? Разъезд остановился на стоянку?
Мне вспомнилась деревня людоедов. По спине прошел холодок.
— Деревня, — констатировал Таманский, словно читая мои мысли. — Может, не пойдем… Мы там в лесу деревню людоедов видели…
— Мы тоже… видели, — прервал его я.
— Ах да… Действительно, — задумчиво произнес журналист. — Ну так что? Там может быть еда…
— Да уж еда там точно есть, — мрачно подтвердил Ламбразони.
— Ладно, не расслабляйтесь. Ламбразони… — Я подумал. — Нет. Абе, ты прикрываешь тылы. Я, Таманский и Ламбразони идем впереди. Таманский слева от меня, а ты, Ламбразони, справа. Стрелять только по моей команде или в случае прямой агрессии. Подойдем поближе, а там разберемся. Всем все ясно? Вопросы?..
Вопросов не последовало, и мы направились к виднеющейся вдалеке деревушке.
Когда до поселения оставалось менее километра, нас заметили. К нам, оглушительно крича, кинулись пятеро, угрожающе потрясая оружием, как я успел заметить, какими-то странными винтовками. Было видно, что воины привыкли больше к копьям, чем к огнестрельному оружию, поэтому держали ружья неумело, однако примкнутые штыки внушали некоторые опасения. Уж с чем-чем, а с копьями эти парни наверняка обращаться умели.
— Изготовиться к стрельбе на поражение, — скомандовал я. — Стрелять только по моей команде.
Я достал из кобуры пистолет и несколько раз выстрелил в воздух.
Нужно было видеть, как пятеро голых людей с доисторическими винтовками отреагировали на мои действия. И отреагировали грамотно. Они мгновенно построились. Трое опустились на одно колено, подняв винтовки к плечу и прицелившись. Двое встали позади, изготовившись стрелять из положения стоя.
Все замерли. Ни та ни другая сторона не собирались нападать, опасаясь потерь.
Время медленно тянулось. Солнце нагревало оружейную сталь…
Наконец я развел руки в стороны и прокричал:
— Кто вы?! Мы не собираемся нападать!
Я повторил эту фразу на английском и португальском.
Пятеро туземцев оживленно залопотали между собой, потом один, осторожно озираясь, побежал кдеревне. Оставшиеся четверо, не меняя решительного выражения на лицах, продолжали целиться куда-то, вроде как в нашу сторону.
Я заметил, что у всех в одежде повторяется одна деталь — узкая полоска ткани красного цвета, перетягивающая лоб. Отличительный знак этого племени?
— Абе, кто это может быть? И на каком языке они говорят?
— Чичева или чиньяндж. Португальский, может быть, понимают. И наверняка английский. Его тут понимают все. Почти.
— Ты владеешь каким-либо местным?
— Боюсь, что нет. Только понимаю некоторые слова. Но не говорю.
— Ладно, нам и этого должно хватить. Что ты можешь сказать об этих повязках?
— Ничего, мой генерал. Может быть, это деталь, присущая только воинам этого конкретного племени… А может быть, какой-нибудь ритуал…
— Что-то там по полю скачет, — пробормотал Таманский, поводя занемевшими плечами.
Я пригляделся и увидел, что убегавший воин возвращается вприпрыжку. А за ним старается чинно ступать другой, более пышно одетый высокий туземец. Красная повязка на его голове была более широкой, из чего я сделал вывод, что по нашу душу прислали какое-то руководство. Мысленно я назвал парня с широкой повязкой на лбу майором.
Майор вышел вперед уверенной походкой человека, знающего, что в спину ему не выстрелят. Он подбоченился и громко прокричал по-английски:
— С вами говорит комиссар Великой Африканской Революции Мбуту Зоджи. Отвечайте, если не хотите скорой смерти. Кто вы такие?
— Опа! — брякнул Таманский и косо на меня посмотрел.
Я, как сумел, подобрал отвалившуюся челюсть и прочистил горло.
Выноси, кривая…