По часам до сумерек тоже было далеко. Это заметил и Индуна, в очередной раз выругавшийся. Он подполз ко мне, и я спросил:
— Что это?
— Откуда мне знать. — Его белки сверкали среди серого тумана. — Не понимаю. Ничего не понимаю.
— Плохо… Это плохо… — затрясся у моих ног Карунга. Фиси деловито щелкнул фиксатором, вставляя новую обойму, и прикрикнул на него:
— Не трясись, жирный! Все нормально!
— Нет, нет, — шептал Карунга, стискивая руками мой ботинок. Автомат он бросил. — Это плохо, господин, надо уходить… Уходить…
— Попробуем сыграть на этой дряни, что бы там это ни было, — решительно сказал Индуна и поднялся.
Действительно, стало уже так темно, что с поста нас не видели и стрелять могли разве что наугад.
— Фиси, давай на правый фланг, скажи, что по трем моим выстрелам атакуем, — велел лейтенант.
Фиси со зловещей улыбкой исчез во тьме, я слышал топот его башмаков и хруст ветвей под ногами, потом наступила тишина, словно туман проглотил Фиси.
— Чувствуешь, господин? — спросил Карунга, оторвавшись от ботинка.
— Что?
— Запах.
Я принюхался. Действительно, воздух приобрел сладковатый аромат… мертвечины, что ли?
— Уходить… уходить… — опять забормотал Карунга.
Тьма сгущалась, в ней что-то еле слышно шевелилось, еле слышно бормотало… Я взглянул в глаза Индуны, который придвинулся ко мне почти вплотную, и понял, что лейтенант боится. Боится, хотя как мог кибер такого уровня бояться чего-то в темноте?
— Стреляйте на звук, — шепнул он, — Наши окликнут, а тот, кто идет молча, — враг.
Я поднял свой «пигмей» на уровень пояса и настороженно вслушивался. То с одной стороны, то с другой что-то шуршало. Темень стала вовсе уж непроглядной.
— Что-то здесь не так, — прошептал лейтенант.
Внезапно он выстрелил куда-то во мрак, на мгновение стало чуть светлее, и вдруг нас буквально смело порывом ветра, затхлого и вонючего, словно вырвавшегося из-за внезапно открытой двери склепа. Я покатился по склону вниз, но мое падение затормозил верный Карунга, продолжавший цепляться за башмак. Я едва не вывихнул лодыжку, но остановился. Порыв пронесся выше, и я мог поклясться, что услышал в наступившей тишине далекий скрипучий хохоток, от которого стало невообразимо жутко. Я нашарил «пигмей» дрожащей рукой.
Карунга молился на неизвестном мне языке, а я, лежа навзничь и не имея сил подняться, заметил; что тьма начинает понемногу рассеиваться. Снова повеяло мертвечиной, и я пополз, одержимый животным, первобытным ужасом, обдирая в кровь руки о торчащие тут и там ветки и острые листья, что-то мыча…
Так я полз, наверное, минут пять. Рядом был верный Карунга. И только когда стало совсем светло, я нашел в себе смелость оглянуться.
Лучше бы я этого не делал.
Отряд Эймса Индуны лежал на вершине холма. Словно изломанные злым ребенком куклы, бойцы антитеррористической группы были свалены в кучу, от которой растекались по глинистой почве ручейки крови. Я увидел оскаленные зубы Джонни, согнутую под невозможным углом мускулистую руку Лонг Джона, вмятую внутрь грудную клетку Фиси… Среди них не было только Индуны.
И все они были мертвы.
Первой моей мыслью было вскочить и бежать со всех ног прочь отсюда, в лес, в реку, куда угодно, лишь бы подальше от этой страшной кучи. Скользя по сырой траве, я поднялся и помог встать Карунге. Толстяк трясся и закрывал руками лицо.
— Стоять! — негромко сказали мне. Из-за густых зарослей вышел белый в изодранной форме, за ним — негр, оба с автоматами.
— Бросьте оружие, — велел белый, судя по акценту итальянец.
Я послушно бросил свой «пигмей». Карунга всхлипнул.
— Двое, мой генерал! — крикнул негр. Мбопу я узнал сразу. Конечно, он изменился за эти годы — похудел, осунулся, но я узнал его.
Он тоже узнал меня и, кажется, несказанно удивился.
— Таманский? — спросил он.
— Здравствуйте, Мозес, — кивнул я.
— Не ожидал… — Мбопа покачал головой. — Мы сегодня по разные стороны, Таманский.
— Вы меня расстреляете?
Прозвучало это до ужаса глупо. Герой, пойманный врагами. «Вы меня расстреляете?»
— Нет, мы возьмем вас с собой, — мягко сказал Мбопа. Карунга всхлипнул.
— Его тоже, — быстро сказал я.
— Разумеется, — согласился Мбопа. — Куда ж его девать?
Я не знал, что буду делать дальше, но пока испытывал счастье: я жив! Я жив, надо мной солнце пробивается сквозь густую листву, орут птицы, жужжит мошкара, пахнет кровью, но я жив.
Я не раз попадал в передряги, где мог сложить голову и откуда вывернулся чудом. Достаточно вспомнить историю с НЕРвами, где я имел шанс стать покойником едва ли не по два раза на дню… Но сейчас я был искренне рад, что черный туман, пахнущий мертвечиной, обошел меня стороной, не забрал с собой. Я не знал, чем это объяснить… Судя по растерянному выражению лица Мбопы, не знал и он.