…Рассеянно блуждая мыслью по бескрайнему полю своего частного расследования, Вадим Андреевич упустил из виду подозрительные совпадения деталей. На косяке комнаты Реченко в одичалом общежитии, и в папке пропавшей экспедиции, и на двери Хорды стояла одна и та же пометка: буква «Т»; в этом свете единственно правильным решением было навестить Льва Дрозда в его гнезде.
Коробка общежития зияла тьмой. Выбитые окна щерились стеклянными саблями, входная дверь болталась на петлях. Сквозняк гнал навстречу обрывки бумаг и пластиковый мусор. С потолка свисали вырванные провода, и Костобоков пожалел, что не взял фонарик.
В коридоре было светло от лунного света, и он легко нашел дверь с рубленой пометкой. Дернул за ручку, дверь поддалась с унылым скрипом. Под ногой захрустело: пол был усеян шприцами и осколками стекол. В углу темнело что-то вроде шалаша из груды одеял.
– Есть здесь кто? – Костобоков раскидал курган из одеял и тряпок.
В вонючей смерзшейся берлоге лежал Дрозд. В лунном луче белела мертвенная маска с приоткрытым ртом. Поблескивали крупные синеватые зубы. Вадим заглянул в могильные провалы глазниц. Закрытые веки дрожали, словно под ними бегали и суетились маленькие зверьки. Пульс почти не прощупывался. Вены на запястье провалились и темнели, как русла высохших рек. Вадим похлопал полутруп по щекам. Дрозд очнулся, вцепился скрюченными пальцами в руку следователя. Вадим окончательно разбудил его, приподнял с лежанки и привалил к стене. Челюсти Дрозда тряслись, зубы отплясывали с лязгом, как кастаньеты.
– Во что сегодня играем? В «зимовку»? – без улыбки спросил Вадим – поверженный враг был ему безразличен.
– Тише! Он уже здесь, крадется… Луна ведет его… – вытаращив глаза, пробормотал он.
– За тобой следят?
– Меня сломают, как голема, как глиняную куклу, в которой больше нет нужды. Он меня выкрутил, как тюбик, и вышвырнул на помойку. Для жрецов, для избранных я грязен…
– Кто он?
– Зверь. Я не принес ему главного трофея…
– Ты убил Реченко… – Вадим сжал виски. Внезапная боль разламывала череп изнутри.
– Да, убил, застрелил из винтяка с оптическим прицелом, и второго тоже. Только хрен ты что теперь докажешь. Ничего ты не узнаешь, выдел следячий. Давай дуй за участковым, а я посмеюсь…
Дрозд пошевелил рукой, разминая затекшие мышцы, достал из кармана маленький пакетик, высыпал в ладонь и втянул ноздрями порошок.
– А как они выламывались, эти пустобрехи, рассуждали о пустоте под названием «Вечность», а я в это время отмерял последние секунды их жизни… Нет, не я – сама судьба, а моя ладонь, мои пальцы – ее разящее копье. Полудурки… Все вы ползете на бойню, как обреченное животное, способное только на отчаянные, бестолковые броски. Вы не готовы к умному, расчетливому сопротивлению, к священной тысячелетней войне Воль. Всемирные мессианцы! Ни хрена! Вас держат на мушке, давят за горло, пасут и стригут и пускают под нож, а вы все еще бахвалитесь с перепоя. Вы умрете молча, как деревья. Вы не достойны жить в жестоком и прекрасном мире Воли и Силы!
– Твой мир – звериная клетка, Дрозд, поэтому тебе не и нашлось места на земле. Нет, звериная слишком велика для тебя. Ты – говорящий дрозд, черный индийский скворец Майна, попугай, попка-дурак, пустышка-пересмешник, повторяешь все, что услышал, но сам не способен придумать ничего. Ничего!
– Ненавижу! Ненавижу вашу тупую, трусливую логику. Я ненавижу тебя, и ты умрешь! Я натравлю тебя на след Терриона, но едва ты рыпнешься, проснется Зверь, и мне все равно, как вы будете грызть друг другу глотки. Слушай и запоминай: Мастер Террион закрыл Школу, теперь он плодит тупых клонов на лесной базе. Это где-то на Севере. Гувер – начальник лагерей, у него неограниченный доступ к «мясу»… Все! Остальное узнаешь сам.
– Фантастики начитался? За что убил? Говори!
– Они слишком близко подошли к «мертвой зоне». Больше я ничего не знаю.
– Что ты сделал с трупами?
– Утопил, их уже съели рыбы…
– Буква на двери – знак Зверя?
– Печать Терриона. У него есть еще одно имя: «Кровь». Ну, давай выписывай ордер, вызывай автозак. Чего ты ждешь?
– Нет, мразь, ты опоздал. Я сегодня сдал удостоверение… Ты останешься здесь пить микстуру от кашля. Если хочешь, топай в отделение сам. Ты мне больше не нужен.
Разогревшись от быстрого бега, Вадим вихрем ворвался в старый особнячок на Поварской. Он неумолимо опаздывал к началу Ликиного выступления.
Ее высокий чистый голос он заслышал еще на лестнице и заспешил, заранее радуясь и волнуясь.
– …Тайна Руси – в ее истоке, в солнечном искусстве, в безудержной языческой радости древних форм и красок, в геометрии северных вышивок, кованых украшений, в улыбках львов на стенах Дмитриевского собора во Владимире, в кентаврах храма Покрова на Нерли.
Русь, как Китеж, погрузилась в глубь самой себя, охраняя свой заповедный корень…