Взошла полная луна и сияла холодно и ярко. Во дворе рядом с КПЗ разводил пары микроавтобус. В вольерах завыли собаки. Заскрежетали, заплакали, то высоко, по-щенячьи, то гулко, утробно, словно маялась неведомой мукой звериная душа, растревоженная звездной россыпью и лунным светом.
— И чего воют? Как луну завидят — так в голос! — поеживаясь от прилипающего к телу холода, ворчал водитель. Это был молодой парень, похожий на ветра-Борея со старинных гравюр: полнокровный и кудрявый, с круглыми щеками и вытянутыми, как для поцелуя, губками.
— Я от бабки слышал, что на Луне осталась тень Каина. Вот собаки и воют от печали. Авель пас овец, а собака в этом деле первый помощник… «Авель» значит белый… — припомнил Костобоков.
— Красиво, но неправда, — отрезала изящная Фирюза Байрамовна, по прозвищу «Бирюза», дежурный эксперт Управления, устраивая на острых коленках, торчащих из-под пышной, как химическая пена, шубки свой экспертный чемоданчик.
Город в этот час был похож на мертвую зыбь. Через безлюдные пространства перемигивались колючие огни. Инфернальный свет плавал в незамерзающей даже в лютые морозы реке, похожей на черное стальное лезвие. Казалось, исчезнут в одночасье люди, а город не заметит и по-прежнему будет дышать едкой серой, пока не закончится в его жилах лучистая электрическая кровь и не остынет механическое сердце.
— А почему ментов «легавыми» зовут? — не отрывая глаза от дороги, спросил молодой водитель. — Это же обидная кличка…
— Действительно, за что же нас так? Мы ведь под пулями не ложимся. Мы скорее благородные борзые, гончие. Идем по следу, пока лапы в кровь не собьем. Язык на плече, но хоть ползком, но догнать зверя…
— А это оттого, — авторитетно вклеилась в разговор Бирюза, — что на эмблеме царской розыскной службы была изображена легавая охотничья собака.
— Нет, мы не легавые, мы — гончие псы, «созвездие гончих псов». Знаете такое? Это псы охотника Ориона — символ верности и бесстрашия…
— И глупости… — блеснула раскосыми глазами Бирюза. — В жизни надо быть не псом, а волком!
— Ну, до волка еще дослужиться надо, — заметил паренек-водитель, опасливо косясь на вызывающие коленки Бирюзы.
…Этой ночью произошло новое убийство в «Академиках» — так назывался небольшой стерильный микрорайон на окраине города. Всего месяц назад в «Академиках» была убита Мария Муравьева, и вновь светит полная луна, как в ночь трагедии. Все это может быть простым совпадением, но лишь на первый, самый поверхностный взгляд. На этот раз жертвой стала пожилая супружеская чета.
Рядом с трупами хозяев все еще струился неиссякаемый поток счастливой телевизионной жизни. Грандиозный парад эстрадных полчищ не затихал даже ночью. Гипнотическое окошко глумливо скалилось, трясло вставными челюстями; кто-то милосердный догадался убрать звук. Смерть застала пенсионеров у включенного телевизора. Недостаток хлеба насущного и духовного старички с лихвой восполняли изобилием зрелищ.
Беззвучно, как тени в телеящике, ходили эксперты, чиркал вспышкой фотограф. В углу на стульях жались понятые, словно что-то еще могло произойти в этом разворошенном мирке. Вадим так и не смог до конца привыкнуть к виду смерти. Всякий раз стальной холодок касался его кожи, когда он осматривал остывающие тела. Вспомнилось давнее, где-то услышанное: «Смерть — это ложь о человеке».
Вадим Андреевич бегло осмотрел убитых: головы неестественно вывернуты. Наверняка сломаны шейные позвонки. Подобный способ убийства, предельно варварский, требовал недюжинной физической силы.
Вещи в комнате целы. Никаких признаков борьбы или грабежа. Как убийца преодолел высоту третьего этажа и неслышно проник в комнату, где еще не спали люди, оставалось неясным.
Вадим вышел на кухню. Здесь было несколько прохладнее, словно тепло стариковского уюта выдуло в форточку. Так и есть, кухонное окно прикрыли недавно, хотя переставлять или трогать предметы было запрещено. Вадим Андреевич осторожно обернул платком скобу, открыл раму и выглянул из окна. Третий этаж. Лоджия. Под окном свежий снежок блестит, как зеркальная крошка. Прямо под балконом темнело несколько ясных отпечатков подошв. Вадим осмотрел раму; нижний запор выломан из гнезда. Изнутри на темном ночном стекле ярко отсвечивали два крупных отпечатка. Аккуратные пенсионеры, видимо, совсем недавно протирали стекло.
— Отпечатки — в лабораторию. Организовать патрулирование улиц, план «Кипарис»… Уже введен? — Вадим чувствовал бессильную ярость. Убийца, ночной оборотень, ушел. Теперь патрулируй хоть до Первого мая… — Кто обнаружил убитых?
— Соседи снизу. Они фильм смотрели, ну, там стрельба, взрывы. В ящике так орали, что они ничего не слышали. Только один раз у них задрожал хрусталь на люстре. Они хорошо знали убитых. Позвонили по телефону, потом в дверь. Дверь оказалась запертой изнутри. Через дверь ящик орет. Вышли на улицу, увидели, что свет горит и окно на кухне приоткрыто. В час двадцать три позвонили в отделение. Через десять минут экипаж был на месте. Дверь не взламывали, у соседей был комплект ключей. Консьержка после одиннадцати ночи никого не видела…