Алмазное сердце

После меня ожидал поход по лавкам, чашечка чая и бисквит в маленькой уютной чайной и визит к модистке, у которой пришлось скучать без малого час, пока с Виктории снимали мерки.

Зато по возвращении я наконец‑то была предоставлена сама себе. У обитателей виллы была странная для меня, но, похоже, обычная здесь, на юге, привычка: после обеда они расходились по комнатам отдохнуть, а то и поспать. Польза дневного сна в кругу целителей — вопрос спорный, и, как я знала, пока сошлись лишь в том, что он необходим детям до определённого возраста, но я за счёт этой традиции выигрывала несколько свободных часов. Обычно гуляла по саду или сидела на террасе с книгой.

Сегодня захотелось пройтись.

По пустынным, прекрасным в своей запущенности аллеям старого парка я дошла сначала до решётки, отделявшей владения Солсети от соседнего имения, а затем неспешно вернулась и, обогнув дом, направилась в сторону моря. На лестницу выходить не стала, пошла вдоль ограды, но сделав десяток шагов, остановилась, заметив какое‑то шевеление в кустах.

— Николас?

Ох, нет. Садовника я только что видела мельком в другой части парка, и дойти сюда, обогнав меня, старичок Ник попросту не успел бы. А прочим слугам баронесса не позволяет гулять посреди дня, когда в доме хватает работы.

— Кто здесь?

Вспомнилось, как Лита, горничная дэйны Агаты, рассказывала, что на днях ограбили кого‑то из соседей: украли белье с верёвок — очевидно, бродяги. Наверное, стоило тут же убежать, но близость дома придавала мне уверенности.

— Выходите немедленно, иначе я закричу! — пригрозила я.

— Нет, не нужно! Во имя Создателя…

На дорожку выбрался из кустов мужчина, и я отпрянула от неожиданности: передо мной стоял недавний знакомец — дэй Джед собственной персоной — метаморф, юрист и грубиян.

— Вы?! Что вы здесь…

— Сана… — Он шагнул мне навстречу и вдруг рухнул на колени. — Я… Меня привела сюда любовь…

Джед

Если честно, я просто споткнулся о какой‑то камень, упал и ляпнул первое, что пришло на ум. Но вышло крайне удачно.

— Нехорошо это, дэй Джед. — Впервые с начала моего рассказа заговорил Унго. — Обманываете бедную девушку, чтобы попасть в дом. Клянётесь ей в любви…

— В любви? Ей? Ты неверно понял: такого у меня и в мыслях не было. Во–первых, подобная скромница может тут же отвергнуть любые ухаживания, и дальнейшее общение станет невозможным. А во–вторых, и этот вариант пугает меня больше: вдруг дэйни Тысяча Напастей решит ответить мне взаимностью? Нет уж, храни Создатель от подобных перспектив.

— Что же тогда? — непонимающе нахмурился тайлубиец.

— Я влюблён, — признался я. — Но я влюблён в Викторию. В прекрасную, расчётливую шантажистку Викторию.

В Лазоревую Бухту мы с Унго прибыли вчера днём. В Алвердо, где, пользуясь планами и инструкциями Лён–Леррона, я рассчитывал уладить все дела в несколько дней, нас встретил покинутый дом с наглухо заколоченными ставнями и большим замком на въездных воротах. Потратив два вечера и некоторое количество мелких монет, мой друг–тайлубиец сумел выяснить, что разыскиваемая нами особа проводит лето у матери покойного мужа, на побережье. И передо мной встал выбор: вернуться в Велсинг и сдаться на милость дэя Роджера или последовать за дэйной шантажисткой. И я выбрал второй вариант. Отправил Лён–Леррону короткое письмо, в котором объяснил сложившиеся обстоятельства и попросил отсрочки на неопределённый срок, обещая, что исполню его поручение любой ценой, и, проведя ещё день в Алвердо, нанял экипаж, который доставил нас в этот городок — обиталище престарелых толстосумов и уставших от светской жизни кутил.

В небольшой гостинице я снял номер с полным пансионом, а Унго, который всегда удивительно быстро сходился с людьми, вновь задействовал своё обаяние и мой кошелёк, чтобы разузнать всё о баронессе Солсети и гостивших у неё на вилле родственниках. Уже к вечеру мне было известно, что помимо старой баронессы и дэйны Виктории на вилле в данный момент живут два племянника и внук хозяйки, а так же выписанная недавно целительница. Но то, что этой целительницей окажется моя случайная знакомая, стало для меня неожиданностью: Сана–Милисента, лекарка–кулинар. Маринует, значит, старушку…

— Я решил, что дэйни Милисенте в делах любовных больше подойдёт роль наперсницы и тайной помощницы. Это увлекательно, романтично. И это, несомненно, доброе дело, которое, к тому же, не требует поступков, способных бросить тень на её репутацию.

— Но что станет с бедной девушкой, когда всё откроется? — Унго уже понял, в чем заключается моя идея.

— Ничего не станет. Если она не настолько глупа, как может показаться на первый взгляд, будет держать язык за зубами. Да и что откроется? Считаешь, красотка Виктория сразу же отправится к капитану городской стражи, заявлять, что у неё пропали письма, которыми она шантажировала бывшего любовника?