Алмазное сердце

Внутри висели платья. Из дорогой ткани, богато украшенные… лет десять, как вышедшие из моды.

В коробках лежали вещи попроще, мужские и женские, разных размеров и фасонов, но такие же старомодные. Всё выстирано и заботливо переложено сушёными букетиками душистых трав.

В углу отыскался ящик с обувью.

— Яра, подбери себе что‑нибудь, да поскорее. Унго, иди сюда. Нас будут искать, так что приодеться не помешает. Взгляни‑ка!

— Вы шутите, дэй Джед? — с надеждой спросил тайлубиец.

— Вовсе нет. Свяжи всё в узел, переоденемся на подъезде к городу… Должен же тут поблизости быть какой‑нибудь город?

Я торопился убраться из этого дома. Задерживали только Яра, вздумавшая примерять платья, вместо того, чтобы взять первое, подходящее по размеру, и устроившая целый спектакль немая. Женщина, видимо, редко встречала метаморфов, если вообще слыхала о них, прожив всю жизнь взаперти, и когда Дияра перекинулась у неё на глазах, у бедняги случился настоящий припадок. Сначала она громко мычала, размахивая руками, потом порывалась пощупать девушку: видимо, чтобы убедиться в её реальности. Под конец убежала куда‑то, но через минуту примчалась и запрыгала вокруг волчицы с деревянной трещоткой — кажется, такими прогоняют злых духов.

Это был больше чем намёк, и мы с радостью покинули странное жилище.

Правда, служанка бежала за нами со своей трещоткой до самой конюшни.

— Ворота открой! — приказал ей я.

Дождавшись пока разбуянившаяся немая отойдёт, перекинулся, не жалея испачканной одежды, и затрусил за взобравшимся на мула Унго. Яра бежала рядом.

Когда небо расцветилось первыми лучами поднимающегося над землёй солнца, мы были уже далеко от дома, в который я надеялся никогда больше не возвращаться.

Чтобы не терять времени, плутая по бездорожью, двигались всё же по тракту. Я впереди, высматривая и вынюхивая опасность, например, возвращающегося этим же путём мага, за мной Унго верхом на муле, а Дияра замыкающей. За час, если не больше, никого не встретили. Как не заметили даже намёка на близость какого‑нибудь поселения. Дэй Людвиг забрался довольно далеко от людей. Но это и понятно: никто ничего не увидит, никто ничего не услышит. Троица тупиц–головорезов на подхвате, и немая служанка…

Я размышлял об этом набегу, когда в глазах вдруг потемнело, словно небо закрыла гигантская туча, и сердце сжалось от непонятной тревоги. В лёгком ветерке почудилось знамение бури, шерсть встала дыбом, а лапы намертво вросли в землю. Страшно и холодно. И больно. И тяжко — ни шагу ступить… Где‑то позади заскулила побитым щенком Яра. Самому захотелось так. Сдержался. Зажмурился, заскрежетал зубами… Но боль оказалась сильнее, терпеть мочи не было… Поднял морду к почерневшим небесам и завыл, тоскливо и протяжно.

А следующим порывом ветра принесло терпкий запах трав и сосновой хвои. Разогнало внезапные тучи, выдуло из сердца печаль. Почудилось, что стучит вдалеке шаманский бубён, и звук этот разносится по всей Вестолии, от Южных морей до Андирских гор, отражается эхом от заснеженных вершин и у носится ввысь, к чертогам Великих предков…

— Дэй Джед! — Унго спешился и бежал теперь ко мне. — Что случилось, дэй Джед?

— Всё хор–рошо, — прорычал я глухо.

Уже…

Яра шла, низко опустив голову. Наверное, чтобы мы не заметили протянувшихся от глаз влажных следов на шерсти. Приблизилась, ткнулась широким лбом в грудь, ища защиты, а может, и объяснений, которых у меня не было. Я дал ей минутку, после дёрнул зубами за ухо, облизал заплаканную морду и кивнул на дорогу.

— Вр–ремя.

После разберёмся со всеми странностями. Уверен, мы далеко не единственные волки, которых это коснулось, и кто‑то просто обязан знать ответ.

Часам к трём после полудня мы всё же добрались до города.

Депри.

Не так уж далеко нас увезли в волшебном сундучке. Интересно, у Менно по всей Вестолии подобные загородные резиденции, или нам просто «повезло» попасться в непосредственной близости от имения мага?

Впрочем, это был последний вопрос, который занимал меня сейчас.

— Дэйна изволит комнату?

Служка, прыщавый безусый юнец, несмотря на показную вежливость, с явным пренебрежением рассматривал высокую тучную даму, недавно вошедшую в дверь скромной, но вполне приличной гостиницы на окраине города. Женщина была облачена в наглухо закрытый вдовий наряд (всё, от непроницаемой вуали до перчаток было совершенно чёрным), неуклюжа, и, судя по тому, что с ответом не торопилась, крайне медленно соображала.

— Дэйни? — не выдержав тягостного ожидания, работник развернулся к явившейся вместе со странной дамой девице. К слову, не менее странной: если в облике её спутницы не было ни единого светлого пятнышка, то девица цвела, аки весна в провинциальном захолустье — зеленое платье сочеталось с лиловой шляпкой и розовым шарфом не больше, чем с ярко–синими глазами девушки. В данный момент совершенно пустыми и растерянными.

Если предположить, что вдова — это мать, а безвкусная красотка — дочь, можно сделать вывод, что тугодумие у них в роду.

— Комнату, милейший. И поскорее!