Алмазные дни с Ошо. Новая алмазная сутра

Он сидел в зале суда так, словно сидит в Будда-холле и медитирует вместе с нами. Глядя на него, я думала, что если у человека нет личности и он больше не зависит от прошлых мыслей, то у него нет эго, которое можно было бы обидеть, у него нет «Я», которое можно было бы задеть или оскорбить.

Судья Леви обратился к Ошо:

– Вы признаете себя виновным?

– Я, – ответил Ошо.

И наш адвокат Джэк Рэнсом, который стоял рядом с Ошо, сказал:

– Виновен.

Так повторилось дважды. Позже, когда я спросила Ошо о его ответе, он засмеялся и сказал:

– Я так ответил, потому что ни в чем не виноват, просто я констатировал факт своего существования. А наш адвокат тут же сказал «виновен». Так это его проблемы – виновен он или нет.

Суд вынес приговор: десять лет тюрьмы с отсрочкой исполнения. Также Ошо будет находиться под надзором полиции в течение пяти лет, при условии, что он покинет Соединенный Штаты и не будет въезжать в страну в течение этого срока без разрешения верховного прокурора США.

Когда судья спросил, понимает ли Ошо, что не сможет приезжать в Америку в ближайшие пять лет, Ошо ответил:

– Конечно, но вам не стоит ограничиваться пятью годами. Ноги моей больше не будет в этой стране.

– Но ведь вы можете и передумать, – возразил судья. На что Ошо лишь молча улыбнулся. Потом я спросила его, почему он ничего не ответил.

– По той же причине, по которой Христос ничего не ответил Пилату, когда тот спросил его: «Что есть истина?» Этот бедняга-судья просто не знал, что у меня больше нет ума, чтобы передумать{ Англ. You may change your mind – передумать, дословно – «изменить ум». – Примеч. пер.}.

Ошо назначили штраф в полмиллиона долларов за два незначительных преступления, обычно за такое требуют не больше двадцати пяти долларов. Плюс ему необходимо было покинуть страну.

Хасья с помощью друзей в течение десяти минут предоставила деньги, и Ошо вышел из зала суда. Мы вновь покатили по мокрым улицам Портленда. По обеим сторонам дороги стояли люди и махали нам рукой, некоторые неприлично жестикулировали. В лужах отражались огни магазинов. Я выглянула в окно и увидела, что витрины красиво украшены перед Рождеством. Жизнь и так была слишком странной в последние несколько недель, но это! Это ханжество и лицемерие, называемое Рождеством, совсем меня доконало.

Мы поехали прямо в аэропорт, где у трапа самолета нас ждали несколько саньясинов и репортеров. У входа в самолет стояла Вивек. Поднявшись по трапу, Ошо обернулся и помахал рукой. Он стоял под дождем, его борода развевалась на ветру. Я была буквально загипнотизирована его мягкостью и красотой и парализована важностью момента. Прощай, Америка! Прощай, Мир! Дверь уже начала закрываться, когда я вдруг осознала, что тоже уезжаю. Я бросилась через толпу к трапу и в считанные секунды оказалась в теплом, полном народа салоне. Вивек опустила спинки трех кресел и устроила для Ошо импровизированную постель. Она приготовила подушки и одеяла. Ошо лег и закрыл глаза. Это необычное зрелище стало совершенно обычным в последующий год, когда время от времени самолет, перелетающий из одной страны в другую, был нашим единственным «домом».

Улетая из Америки, я чувствовала себя так хорошо, как не чувствовала себя уже очень давно. Мы открыли бутылку шампанского и отпраздновали это событие. Ошо тем временем мирно спал. Он спал в самолете от взлета и до самой посадки всегда и везде и просыпался с выражением лица ребенка, который впервые видит окружающий мир, и каждый раз он удивлялся, что все еще на Земле.

В самолете вместе с нами летели Вивек, Деварадж, Нирупа, Мукти, Хасья, Ашиш и Рафия. Это был маленький самолет – пилоты большого самолета, который мы ждали, отказались лететь, когда узнали, кто их будущие пассажиры. Поэтому большинство людей, включая и семью Ошо, осталось в Портленде, чтобы лететь коммерческими авиарейсами.

Мы приземлились на Кипре, поскольку у нас не было разрешения лететь над арабскими странами. В этот момент у них был какой-то мусульманский праздник, и нам все равно никто не дал бы разрешения.

Мы смешно смотрелись в кипрском аэропорту. Прилетев из орегонской зимы в невыносимую жару Средиземноморья, мы были одеты в сапоги, меховые шубы, шарфы и шапки. Ввосьмером мы были одеты в красное, а на Ошо были длинная роба и вязаная шапка (по словам журналистов – «усыпанная бриллиантами»). Его длинная серебряная борода прекрасно дополняла наш необычный вид. Представители администрации аэропорта пребывали в сильном волнении, не зная, что с нами делать. Ситуация усугубилась еще и тем, что какой-то репортер, непонятным образом проникший на территорию аэропорта, стал кричать: «Это же Ошо! Его только что депортировали из Америки». Мы целый час заполняли разные бумаги, и все это время Ошо сидел в грязном, дымном зале ожидания. Но тем не менее, нас впустили в страну. Мы взяли такси и отправились в «самый лучший» отель.