Алмазный эндшпиль

Случалось, что в волнах исторических бурь, переворачивавших жизни людей, пропадали именные камни – те, которые заслуживали своего собственного имени, а не только описания в сухих цифрах. Восемнадцатый и девятнадцатый века оказались особенно богаты на такие потери. Но иногда редкие драгоценные камни всплывали вновь. Эти случаи, пусть и вполне правдивые, пересказывали как легенды.

Только теперь Майя догадалась связать интерес Мони к старикам с тем, что рассказывал Дворкин.

– Сема, вы действительно считаете, что кто-то из наших визитеров может хранить у себя одно из когда-то пропавших украшений? – с сомнением спросила она.

Сема задумался.

– Кто может сказать наверняка… – наконец медленно сказал он. – Истории известны удивительные случаи подобных находок. Карбункул «Элизабет», пропавший в семнадцатом веке, был найден два столетия спустя, когда внуки разбирали наследство за старой прабабкой. Почему бы и в наше время не случиться такому….

– …чуду, – закончила Майя.

– Удаче! – поправил Сема. 

– Такой удаче! Ведь есть же где-то тайник, в котором хранится «Голубой Француз». Или не тайник, а обычная шкатулка. Быть может, его нынешний владелец и не представляет, какой ценной вещью он обладает. Сапфир «Небесный свет» долгое время считали простой стекляшкой и давали детям поиграть.

Майя нахмурилась, пытаясь вспомнить, что она слышала о «Голубом Французе».

– «Француз» – это бриллиант, да?

– О, еще какой! – воодушевленно отозвался Сема. 

– Не очень крупный для таких камней, всего около двенадцати карат, но чистый, как родниковая вода. А главное – цвет! Его называли «божественный голубой». Тавернье привез откуда-то из копей Индии огромный алмаз в сто двадцать карат без малого – если не врал, конечно. Он был тот еще хитрец, этот охотник за драгоценностями! Утверждал, что приобрел его в алмазных приисках Голконды, где можно встретить камень величиной с голову взрослого человека. Ему подвернулся поменьше, размером всего лишь с дыню, но изумительного голубого цвета, чистейший, как небеса над морем.

Майя попыталась представить алмаз размером с дыню. С «торпеду»? Нет, невозможно! Наверное, с «колхозницу».

– Все равно огромный… – пробормотала она.

– Не то слово! Три королевских двора Европы состязались за право стать обладателями такого удивительного сокровища. Победила, конечно, Франция. Лучшие драгоценности в то время принадлежали французской короне, и Людовик не мог упустить такой случай! Голубой алмаз – что могло больше подходить его королевскому величеству?

Майя слушала Дворкина, забыв про свою работу.

– И его огранили?

– Э, нет. Ювелир короля сделал из него то ли три, то ли четыре бриллианта – точных сведений нет. Два из них получили название «Большой Француз» и «Малый Француз» и стали украшениями короля, третий был выкуплен и сложным путем попал в Россию, а о судьбе четвертого ничего не известно. Думаю, мы о нем никогда не услышим.

– А что стало с другими?

– Оба «француза», и большой и малый, были украдены в конце восемнадцатого века из королевской сокровищницы. Революция, голубка, что ты хочешь! Сокровища охранялись, но воры откуда-то узнали о потайном ходе, который вел из королевского кабинета. О, это оказались удивительно подкованные воры: они унесли только самое ценное, не тратя время на золото и серебро. Что стоимость золотого сервиза Людовика против стоимости рубинов в одном-единственном ожерелье королевы «Мантия Венеры»! И похитители об этом знали.

– Кто-то рассказал им, что нужно брать.

Сема кивнул:

– Или с ними был кто-то, понимающий в этом деле. Между прочим, обвиняли не кого-нибудь, а самого принца Георга, но доказательств так и не нашлось. «Большой Француз» – почти семьдесят карат! – исчез, и следов его не осталось. А вот с Малым все не так просто…

Дворкин придвинулся к Майе и заговорщически шепнул:

– Считается, что он тоже пропал бесследно. Но…

Сема сделал театральную паузу.

– Что «но»? – не выдержала Майя.

– Но я видел его на парадном платье императрицы Александры Федоровны, – обычным голосом сообщил Сема.

Майя опешила. Ей представился маленький Сема в нелепом фраке, теряющийся в великолепной дворцовой зале. Свечи, тихий шепот, шуршание платьев… Мимо него проплывает Александра Федоровна, и ювелир провожает внимательным взглядом голубоватый бриллиант, сияющий на груди императрицы.

Морок спал, и Марецкая сердито качнула головой.

– Семен Львович, вы меня дурачите! – воскликнула она.

– Ничуть, птичка моя! Однажды меня занесло в запасники Третьяковки (не спрашивай, что я там делал, расскажу в другой раз эту поразительную историю), и там я увидел портрет супруги Николая Второго. Портрет – ерунда, ничего выдающегося. Но художник тщательнейшим образом перенес на полотно все детали ее гардероба. О «Малом Французе» известно, что для него использовалась не круглая огранка, а «маркиз» – клиньевая, в форме лодочки. Так вот, к серебристому торжественному платью Александры была приколота брошь с голубым камнем, ограненным именно этим способом. Но в России тех времен не использовалась подобная огранка!

– Вы думаете… – начала Майя, но Дворкин перебил ее: