Алмазный эндшпиль

Убийца быстро прошел к шкафу, выдвинул ящики и перевернул их, вытряхивая содержимое. Майя едва успела отскочить за дверь и прижалась к стене, зажав рот ладонью. Она услышала какое-то позвякивание, затем убийца прошел мимо нее, негромко стукнула входная дверь – и все стихло.

На мягких, подкашивающихся ногах Майя выбралась из своего укрытия. Бочком, как краб, то и дело оглядываясь, она доковыляла до тела и присела на корточки.

– Ве-ера, – позвала она севшим голосом, через силу выталкивая слова. – Верочка, вставай. Он уже ушел.

Вера лежала, запрокинув голову набок. На ее щеке мелкими бисеринками рассыпались красные брызги. На паркете растеклась глянцевая лужа, в которой намок рукав любимой Вериной блузки.

– Верочка, ну ты что? – беспомощно спросила Майя. – Ты что, Вер?

Последние слова она произнесла беззвучно, одними губами. Осторожно дотронулась до плеча – плечо было теплым. Но рукав нарядной блузки промок насквозь, и краснота расползалась дальше по белому хлопку в тонкую голубую полоску.

Отчего-то именно это пятно сказало Майе то, что она и так знала.

Вера была мертва.

Майя перевела взгляд на стену, где фотографии сыновей Веры висели рядом с фотографиями детей из детского дома. Она собиралась завтра отвезти им книжки… радовалась, что купила хорошие и совсем недорого… Она только что, совсем-совсем только что убежала за тортом, чтобы потом они с Майей сидели и пили чай, говорили о женских глупостях, серьезно трепались о ерунде и несерьезно – о всяком важном… Как Веру могли убить? Она же никому не причинила вреда! «Я чувствую, что много-много лет впереди, и я много еще успею сделать», – сказала она совсем недавно.

И сделала. Она помогла Антону спастись, и те люди, которые хотели убить его тогда, пришли за ним сейчас. Антон, беглец Антон, курьер с грузом, который стоит миллионы… Это про него спрашивал убийца, держа нож у горла Веры. А она – она спасала не себя, а его и Майю. Ей ведь ничего не стоило выдать их и тем самым выцарапать у судьбы шанс на спасение!

Но она отвела глаза, делая вид, что не замечает Майю. Вера не использовала свой шанс.

В голову Майе ударил слепой гнев, волна такой нерассуждающей ярости, что ее словно подкинуло вверх. Она вскочила и, не раздумывая, бросилась в свою квартиру.

Антон сидел на кровати – бледный, сонный, живой. При виде Майи хотел что-то сказать, но не успел. Она подскочила к нему и затрясла изо всех сил, как будто хотела вытрясти душу.

– Ты! – прорычала Майя, не сводя с него сухих безумных глаз. – Это все ты виноват! Слышишь?! Ненавижу тебя! Ненавижу! Если бы не ты, ничего бы не случилось! Он приходил за тобой, а не за ней!

Антону, ошеломленному в первые секунды нападением, удалось наконец перехватить ее руки.

– Ты что?! – рявкнул он, силой удерживая женщину, в которую точно дьявол вселился. – С ума сошла? Что случилось?!

– Отпусти, отпусти! – твердила Майя, тщетно пытаясь освободить руки. Ее начало трясти, словно в лихорадке. – Пусти меня! Это ты во всем виноват! Если бы не ты, она была бы жива!

– Кто – она? – резко спросил Антон и встал. – Да кто?!

– Вера!

– Твоя соседка? Что с ней?

– Ее… из-за тебя… Она там лежит, а блузка новая… Понимаешь, даже блузка новая! Столько крови, уже не отстирать…

Белов отпустил Майю, и от неожиданности она упала на кровать. Он уже шел к двери, чуть прихрамывая. Она бросилась за ним, но он все равно успел первым.

Подошел к телу, присел – и рука, которой он собирался прощупать пульс, повисла в воздухе. Можно было ничего не проверять. Слишком поздно, да и не выживают при таких ранах.

Антон с трудом поднялся, чувствуя, как заныла раненая нога.

– Мне очень жаль, – негромко сказал он Майе.

– Тебе – жаль?! – задохнулась она. – Ты… Ты… Это твоя вина, слышишь?! Сделай же что-нибудь! Не смей стоять здесь и говорить, что тебе жаль! Как ты смеешь?! Ты – сволочь, мерзавец!

Она бросилась на него, сжав кулаки. Антон скрутил ее, прижал к себе. Женщина вырывалась с такой силой, которой трудно было от нее ожидать. Она проклинала его, обвиняла в том, что это он виноват в смерти Веры, попыталась укусить… Чтобы она его услышала, Антону пришлось прижать ее голову к своему плечу. Второй рукой он едва удерживал ее сведенные за спиной кисти.

– Ч-ш-ш, ч-ш-ш-ш, – шепнул Антон, терпя боль от ее ударов. – Тихо, тихо! Тихо, тихо, тихо, тихо… Все, все. Она умерла, ты ей не поможешь. И я не помогу. Она не с нами, она ушла.

Женщина продолжала вырываться, но уже слабее. Он знал, что и как нужно говорить, и понимал, что ее агрессия направлена не на него – на себя. Это себя она так страшно обвиняет и казнит за случившееся. На занятиях им рассказывали, что часто мать упавшего и ударившегося ребенка бросается с обвинениями на отца, стоящего рядом, хотя тот ни в чем не виноват: так выплескивается горечь и злость на себя саму – растяпу, не уследившую за малышом.

– Ты не виновата, – в макушку, как ребенку, сказал Антон. – Ты ни в чем не виновата. Она умерла очень быстро, ей нельзя было помочь. Ты не виновата, не виновата… Так случилось. Понимаешь? Перестань винить себя, ты ничего не могла сделать.